- С нами с
- 28.07.2008
- Сообщения
- 1 601
- Репутация
- 552
- Возраст
- 70
Книга от vashzema
ГЛАВА ДВЕННАДЦАТАЯ
Утром, 12 февраля начальник Двуреченского РОВД полковник Березкин пребывал в великолепном расположении духа, даром, что говорят: « Понедельник день тяжелый». За прошедшие выходные, он с друзьями из областного ГУВД отлично отдохнули: на охоте взяли секача, свинью и три поросёнка. Отметили первое место отдела по области за прошлый год, попарились по полной программе, с девочками, водочкой и шашлычками.
Полковник даже не стал проводить утреннюю планерку, поручив это сделать своему заместителю подполковнику Тряпову. Сам он сидел в кабинете и обзванивал друзей из ГУВД, интересовался, как доехали, как домашние восприняли щедрые дары двуреченских лесов, с доброй, снисходительной улыбкой выслушивал слова благодарности.
После планерки к нему в кабинет зашел старший ОБЭП капитан Сафин, и хорошее настроение надолго покинуло полковника: Сафин доложил, что в пятницу вечером он перехватил на почте письмо Акимовой в город Москву на имя Одуванцева. Он снял копию конверта с адресом, вскрыл письмо и снял ксерокопию его содержания. Поскольку письмо было с уведомлением о вручении, он вынужден был вернуть письмо начальнику почты, который содержание письма не знает, и в субботу утром письмо ушло в область, а затем в Москву. Телефон полковника эти дни был отключен и капитан не имел возможности доложить о письме раньше, но в отделе о письме никому не известно.
Приказав Сафину молчать, Березкин его отпустил. От Тряпова полковник знал, что Вера Олеговна ходит по поселку, и у всех знакомых спрашивает адрес Одуванцева, но не придавал значения этой информации.
Содержание письма повергло полковника в ярость: Акимова писала Одуванцеву, что его сына Сашеньку жестоко пытали в милиции, завязывая в узел, и угрожая расстрелом, под пытками заставили взять на себя убийство сестры и сожительницы. Под пытками хотели выяснить всё, что Сашенька знал о своем отце, собирали на Одуванцева компромат, а всеми пытками руководили лично начальник РОВД Березкин и его заместитель Тряпов. Оба эти садиста говорили Сашеньке, что у них уже достаточно данных на Одуванцева, и скоро ему придется плохо. Вера Олеговна просила Григория Ивановича немедленно прийти на помощь сыну, и защитить родную кровь, просила жестоко наказать Березкина и Тряпова, просила во имя сына, задействовать все свои связи.
Полковник считал варианты, которых было всего два: первый – это Акимова действительно нашла Одуванцева, а второй – это психическое давление на полковника, спектакль, организованный адвокатом Борским. Берёзкин больше склонялся ко второму варианту.
Он давно знал Борского, и его почерк, и был уверен, что поход пенсионеров к главе района по делу доктора Ванина, был устроен именно Борским. Полковник не сомневался, что Борский догадывался об их работе на почте, и мог подкинуть такое письмо с целью выбить следствие из колеи, заставить ошибиться. Он относился к Борскому с презрением и ненавистью, поскольку адвокат постоянно мешал работе отдела. Из-за, помощи этого подонка, несколько преступников остались на свободе, он всё искал, и искал нарушения процессуального закона. Березкин не мог понять, во имя чего тот работал, ладно бы, за большие деньги. Нет, в селе платить было нечем, полковник точно знал, что Борский нищий, ездит на старом жигуленке, в долгах как в шелках, из последних сил учит в городе трёх дочерей, а сам с женой неделю может сидеть без куска хлеба в доме, и жрать одну картошку. При этом предложения о сотрудничестве с милицией, и достойной материальной компенсации этого сотрудничества, Борский с презрением отвергал.
С должности председателя районного суда Борский ушел со скандалом и без пенсии. Полковник помнил, сколько жалоб на Борского организовали лично он, и его заместитель Тряпов, сколько сделали Борскому неприятностей, сколько слухов, пустили гулять по району. Знал, как Борский психовал, и хватался за сердце, знал, как хлопнул дверью и ушел со словами: «Судите сами!» Полковник знал, что этот идиот, еще и платил налоги, а не прятал доходы как некоторые другие адвокаты, и угрозы на этого придурка тоже не действовали.
Пробовал решить вопрос кардинально, но не получилось. Полковник вспомнил, как в разговоре с одним серьезным бандитом, пытался закинуть удочки насчет адвоката, и услышал в ответ: « Правильные пацаны по понятиям под ментами не ведутся, и адвокатов с врачами не мочат, за падло мочить тех, кто тебе помогает в трудную минуту».
Полковник выпил рюмку коньяка, сел в кресло и задумался: « А, что если я ошибаюсь, что если это не подстава, и вдруг Акимова действительно нашла Одуванцева? Как это проверить, как узнать? Послать кого – нибудь в Москву, но, это ничего не даст! Как она могла его найти, столько лет не было никакой связи. Нет, не могла она его найти, подстава это! Борский подонок, решил меня запугать, но смотри у меня, сам не напугайся! »
Полковник был уверен, что Одуванцев скрылся с района навсегда, и отрубил все концы, нечего ему в нищем районе делать. Про сына он давно даже не вспоминает, с его миллионами ему и без сына на земле радостно жить, и вообще Одуванцева, скорее всего давно нет в России. Полковник посмотрел на адрес, какой – то почтовый ящик. Подумал: « А может этот почтовый ящик, и есть связь с Родиной? Да нет, глупость, какая-то, зачем с его деньгами ему нужна Родина?»
На вечерней планерке в узком кругу, начальник криминальной милиции подполковник Тряпов и начальник уголовного розыска майор Макаров, доложили начальнику РОВД, показатели работы отдела. Показатели были отличные! Тряпов сообщил, что на следствии по делу Акимова, адвокат Борский заявил следователю прокуратуры Сиротину ходатайство о проведении следственного эксперимента с целью проверки возможности за 3,5 часа уйти из больницы, доехать до Карловки, совершить убийство, и вернуться обратно. Адвокат просил эксгумировать труп Ивановой с целью снять отпечатки её пальцев, просил назначить экспертизу па наличие следов металла в ранах на головах убитых женщин, и прокуроры думают, что делать.
Макаров сообщил, что по заключению дактилоскопической экспертизы, окровавленный отпечаток пальца на двери ванной комнаты не принадлежит Акимову, Акимовой и Маслову, а принадлежит другому лицу. Полковник Березкин слушал Тряпова и Макарова без интереса, и вскоре все разошлись, а уходя, Тряпов вспомнил о донесении милицейского агента из Заозерного, сообщившего, что Акимова нашла адрес Одуванцева и написала ему письмо в Москву.
В ту ночь полковник Березкин долго не мог уснуть, он гнал, и гнал от себя дурные мысли, он точно знал, что Одуванцев появиться не может, что это не реально, это не возможно! Потом ему приснился жуткий сон:
« Григорий Иванович Одуванцев стоит в своем большом кабинете возле огромного сейфа, а к нему по очереди, заходят и заходят какие – то хорошо одетые люди. Каждому Одуванцев дает толстые пачки долларов США, каждого о чем-то просит, и люди уходят.
Какой – то депутат идёт с запросом в Генеральную Прокуратуру, а какой – то в МВД. Из Москвы в сторону Заволжской области выезжает колона джипов, с корреспондентами ведущих газет и журналов, с репортерами центральных телеканалов, с десятком московских адвокатов. Газеты пестрят заголовками: « Начальник РОВД оказался оборотнем в погонах!», « Полковник Березкин лично сфабриковал дело о двойном убийстве!», « Взяточника к ответу!», « Нет беспределу полковника!»
Какая-то женщина в форме с большими звездами на погонах, говорит с экрана телевизора, что уже несколько лет велась оперативная разработка полковника Березкина, за ним велось круглосуточное наблюдение, были отслежены все его связи с преступным миром, собраны неопровержимые доказательства его вины! Справедливость восторжествовала, и полковник Березкин взят под стражу, ему предъявлено обвинение по многим статьям уголовного кодекса, и дело направлено в суд.
Звучат слова: « Встать, суд идет».
Борский в судейской мантии красного цвета, с окровавленными по локоть руками, читает кровавый приговор: « Суд приговорил:
Березкина Юрия Петровича признать виновным в многократных фактах вымогательства и получения взяток с предпринимателей и лиц, подозреваемых в совершении преступлений, в браконьерском хищническом уничтожении природных богатств Заволжской области, и рыбных богатств Средней Волги, в применении пыток к подозреваемым, искусственном создании доказательств по уголовным делам, многократном незаконном привлечении к уголовной ответственности заведомо невиновных лиц, неуплате налогов, незаконном предпринимательстве, обмане покупателей, торговле наркотическими средствами в особо крупном размере, покровительстве организованным преступным группировкам, и способствовании уходу от уголовной ответственности активных членов указанных группировок.
С учётом особой социальной опасности Берёзкина Ю.П. назначить ему исключительную меру наказания – смертную казнь, через расстрел в подвале здания Федерального суда Двуреченского района Заволжской области.
Приговор суда является окончательным, обжалованию не подлежит и приводится в исполнение немедленно».
Какие – то солдаты с автоматами, в форме внутренних войск ведут полковника в подвал суда. Он упирается и кричит: « Вы не имеете права! Мы живем в демократической России, у нас расстрел запрещен, у нас правовое государство! Нет беззаконию и правовому нигилизму! Да здравствует Закон и Демократия!»
Он оглядывается и видит, как его адвокат Коровин, его друзья Тряпов и Макаров, прокурор Красильников хлопают в ладоши и ликуют. Солдаты щелкают затворами автоматов, и тащат его в подвал, помощи ждать неоткуда, его всего трясет».
Полковник проснулся. Часы показывали 4 часа утра, в спальне горел свет, а жена Татьяна трясла его за плечи, и нервно восклицала:
- Юра проснись! Юра, что с тобой? Ты что кричишь? Какой закон? Какая ещё демократия? Какое ещё правовое государство? Какой расстрел, в каком подвале?
Успокоив жену, полковник ушел на кухню, где и просидел до утра, попивая коньяк и потихоньку приходя в себя. Жена вышла за ним, вскипятила чай, приготовила бутерброды из осетрины, сервелата и красной икры. Спросила:
-Что с тобой, на работе неприятности? Ты кричал как резанный! Юра, тебе надо хорошо отдохнуть, бери отпуск и давай куда – нибудь уедем, в санаторий, в Чехию, например. В нашем возрасте уже надо смотреть за собой, а ты все в делах и делах, пора о себе подумать!
Полковник обнял жену за плечи и проводил спать. Выпив чая, подумал: « Устами жены глаголет истина, действительно надо уехать, то от этих кошмаров с ума сойду. Приснится же хрень какая-то! Пусть эти пеньки с глазами здесь сами без меня выкручиваются и воюют».
Во вторник, адвокат Борский утром пришел в свой кабинет. Дел у него сегодня не было. Он знал, что ближе к вечеру в район приедет президент областной адвокатской палаты Преснов, разбираться по жалобе доктора Ванина на адвоката Коровина, уже все адвокаты района были в курсе, и ждали приезд начальства. На работу он пришел с надеждой, что вдруг кто-нибудь зайдет, захочет составить заявление в суд, или получить какую-нибудь квалифицированную юридическую консультацию по правовым вопросам. Но клиентов не было, никто не хотел консультироваться и писать заявления в суд.
Борский устроился у окна, наблюдая за улицей, и стал курить одну сигарету за другой, он в который раз осмысливал свою жизнь, пытаясь понять, когда и где сделал роковую ошибку. Он чисто городской житель, после армии работал токарем на большом заводе, и заочно окончил юрфак. Женился, и после стажировки в области уехал адвокатом в далекий и тихий район. На ссуду построили большой по тем временам дом, с женой родили трех дочерей. Всё хотели сына, но не получилось, он оказался бракоделом. Тогда, он мог себе позволить трех детей, ведь после снятия ограничений на заработную плату адвокатов, он был один из самых высокооплачиваемых адвокатов в области. Тогда у людей в селе были хорошие деньги, и они могли по достоинству оплатить труд защитника. В 1990 году он проявил слабость, поддался на уговоры, и ушел работать судьей районного суда, и стал первым в области беспартийным народным судьей.
Развалился СССР, кончилась партия, деньги сельчан сгорели в банке при обвале рубля. Началась приватизация, но в суде приватизировать было нечего, в то тяжелое время даже канцтовары судьи покупали на свои деньги. Были периоды когда судьи сами месяцами не получали зарплату. Потом все стабилизировалось, и стало лучше, огород в 25 соток, сад в 10 соток, свои куры оказались не плохим подспорьем.
Шла судебная реформа, и судьи были более, менее не зависимы – это были золотые годы российского правосудия. К концу девяностых годов, областной суд стал требовать прекратить практику вынесения оправдательных приговоров. Новые веяния шли сверху, судам настоятельно было рекомендовано, с большим пониманием относиться к позиции прокурора, более жестко наказывать преступников. Суды все больше и больше ставали на сторону обвинения, и это приветствовалось руководством. Как-то потихоньку суды Заволжской области, из органа разрешающего спор между обвинением и защитой, сами превращались в искусственное продолжение стороны обвинения. В областной суд, шли на работу бывшие сотрудники областной прокуратуры, которые навязывали судьям свое видение правосудия. Борский, судить в такой ситуации больше не мог, он не мог из судьи превращаться в прокурора, не мог бездумно поддерживать обвинение во всех вопросах. Это противоречило его убеждениям, его пониманию принципа правосудия, принципу равенства всех перед законом. Он решил, кое-как, отработать еще год до 10 – ти летнего стажа, и уйти в отставку, но всё получилось иначе.
В начале 1999 года новым начальником Двуреченского РОВД был назначен майор Березкин, и почти с первых дней возник конфликт между Борским с одной стороны и Березкиным с другой. Председатель областного суда Валейко сразу же стал на сторону начальника милиции. Березкин пачками организовывал жалобы на Борского, суд лихорадило от постоянных проверок. Война приобретала все более жестокие формы, из суда потихоньку стали пропадать дела. Борский впервые в жизни узнал, что такое гипертония, и как болит сердце. Не доработав шесть месяцев до пенсии, он вынужден был уйти в адвокаты, утратив право на высокую пенсию судьи.
За эти годы была потеряна клиентура, и нищее село уже не могло надлежащим образом оплачивать адвокатский труд. Во времена СССР село с материальной точки зрения, жило не хуже, а может быть и лучше города. Село было более зажиточным, и складывало копейку к копейке, деньги у людей были. Покупать на эти деньги было нечего, но это совсем другая история. За годы реформ село оказалось на обочине жизни, всеми забытое, во всём виноватое, и никому не нужное, деньги сосредоточились в городах, и село выпало из обоймы жизни, оно уже не жило, а выживало из последних сил.
Дочки росли, одна за другой оканчивали школу, и, выслушав напутствие директора школы, что в селе делать нечего, уезжали учиться в город. Когда их рожали, в дурном сне не могли увидеть, что учить их придется платно. Старшая была на четвертом курсе, средняя на втором, младшая на первом, и на дочек уходили все доходы семьи, денег не хватало. За эти годы он построил дом, родил трёх дочерей, вырастил большой сад, но не испытывал от этого никакого удовлетворения. Жизнь постепенно превратилась в какую-то пустоту, яму из которой не было выхода, а впереди не виделось никаких перспектив, и как жить дальше он уже не знал. Уехать работать в город, где адвокаты зарабатывали намного больше, Борскому не позволяло здоровье. Он никак не мог понять, когда была сделана роковая ошибка, в чем она выражалась, почему всё так скверно получилось?
Если ошибка была в том, что ради пенсии, он не смог продать свои личные убеждения о чести, совести и достоинстве, то жалеть особенно было не о чем. Да, с материальной точки зрения, он крупно проиграл, но получил душевное спокойствие, моральное удовлетворение и твёрдую уверенность, в том, что там, на Страшном Суде, положа руку на сердце, сможет честно сказать, что подлости не делал и невиновных людей в тюрьмы не отправлял!
Если ошибка в том, что родили троих детей, а не одного, как многие другие, то это полный маразм, это противоестественно, ведь продолжение рода человеческого не может быть ошибкой, ни при каких обстоятельствах. Хотя с одним ребенком, материально жить было бы значительно легче.
Вот и сегодня клиентов не было. Адвокат грустно смотрел в окно, пора было идти домой, обедать.
От неожиданности он вздрогнул. Возле входа в кабинет резко затормозила машина с тонированными стеклами и с синими милицейскими номерами. Со стороны пассажира, вышел начальник РОВД полковник Березкин и прошел в адвокатский кабинет, где, поздоровавшись, спросил:
-Михалыч, когда ты уходил из судей, какой у тебя был классный чин судьи, второй или третий?
-Петрович, - удивлённо ответил Борский, - если честно, то я уже забыл. По - моему, присвоили второй. А, что?
-А то, что второй классный чин судьи соответствует воинскому званию полковник, и получается в районе только мы с тобой полковники, а остальные, так себе, мелкие сошки. Вот как два полковника, давай и разрулим ситуацию с Акимовым. На улице сегодня тепло, вот там и поговорим, только честно, без подстав!
Березкин вынул из карманов кителя два мобильных телефона и диктофон, положил их на стол, похлопал себя по карманам, показывая, что там никакой техники нет. Борский, так же положил на стол мобильный телефон, и похлопал себя по карманам. Оба вышли из кабинета, и, отойдя в сторону от милицейской машины, остановились на тротуаре. Прохожие жители райцентра, раскланиваясь издалека, переходили на другую сторону улицы, благоразумно обходя эту странную парочку стороной.
Березкин, похлопав Борского по плечу, стал горячо жать ему руку, поздравляя с победой по делу Ванина, которое прокурор накануне прекратил за отсутствием события преступления. Березкин говорил, что очень рад за Ванина, что справедливость восторжествовала, что он изначально был против этой провокации, а затем резко сменил тему, и сказал:
-Михалыч, мы оба знаем, что по двойному убийству Акимов не при делах, но такой нераскрытый глухарь ни мне, ни РОВД не нужен, но и пацана жалко. Ведь впаяют ему по самые дальше некуда. С его показаниями, защитить ты его не сможешь, кровь нам попьешь, но ему не поможешь! Согласен?
-Допустим, - уклончиво ответил Борский,- ты, что предлагаешь?
-Давай сделаем, чтобы волки были сыты, и овцы целы: пусть Акимов изменит показания, напишет еще одну явку с повинной, в которой укажет, что в ту ночь он пришел домой в момент, когда его сожительница Иванова убила его сестру Акимову. Он застал ее на месте убийства, пришел в состояние внезапно возникшего сильного душевного волнения, и в этом состоянии аффекта убил Иванову. Вот и всё! По ст. 105, ему светит до 20 лет, а по ст. 107 всего до трех лет. Решим с Сытовым, даст условно, а дело уйдет в архив, а с прокурором я сам договорюсь. Всё будет тихо, мирно, комар носа не подточит. А ты научишь этого пенька Акимова, какие показания давать, и всё. Говорю начистоту, по-моему, это самый лучший выход. Нам с тобой незачем ссориться, несерьёзно двум полковникам бодаться как глупым телятам!
Борский молча курил, обдумывая сказанное Березкиным, он понимал - полковник серьезно напуган подметным письмом Акимовой.
-Петрович, я тоже говорю начистоту. Ты понимаешь, что девчонок убил маньяк, понимаешь, что на Вербное Воскресенье или Пасху может быть еще пару трупов?
-Допускаю – ответил Березкин, - но надеюсь, что он залетный, или, это вообще не маньяк, мы будем меры принимать. А ты, что по моему предложению думаешь?
-Петрович, меня совсем не радует, что Акимов, ни за что, может сесть лет на 15, а то и больше, и я тебя прекрасно понимаю! Мы оба смотрим вперед, может случиться так, что Акимову влупят лет 15, а потом вы поймаете настоящего убийцу. Тогда начнут выяснять, а как посадили этого недоношенного, и кто его вязал в узел? Тебе это не надо, а если ему дадут условно, дело уйдет в архив, и о нем никогда больше не вспомнят. Районный суд намного проще областного. Твой вариант далеко не самый плохой, но есть одно но! Как адвокат я не могу склонять Акимова взять на себя убийство, пусть и в состоянии аффекта, и не буду это делать. Но, если твои опера, смогут без узла его убедить, что это для него лучший, а может быть, единственный выход, то слишком усердно, против его позиции, я идти не буду. Обещаю! И дай Бог, что бы киллер был залетный, что бы район, не захлебнулся в девичьей крови, ведь у меня у самого три девчонки!
Они расстались. Борский был доволен вырисовавшейся схемой, при которой Акимов мог не сесть на многие годы за того парня, а Березкин был доволен своим планом, при осуществлении которого месть Одуванцева ему уже точно не грозила. Сидящий за рулем машины подполковник Тряпов, был доволен качеством сделанных им фотографий жмущих друг другу руки Борского и Березкина. Он отлично знал, что эти фото ему еще ох как пригодятся.
Утром, 12 февраля начальник Двуреченского РОВД полковник Березкин пребывал в великолепном расположении духа, даром, что говорят: « Понедельник день тяжелый». За прошедшие выходные, он с друзьями из областного ГУВД отлично отдохнули: на охоте взяли секача, свинью и три поросёнка. Отметили первое место отдела по области за прошлый год, попарились по полной программе, с девочками, водочкой и шашлычками.
Полковник даже не стал проводить утреннюю планерку, поручив это сделать своему заместителю подполковнику Тряпову. Сам он сидел в кабинете и обзванивал друзей из ГУВД, интересовался, как доехали, как домашние восприняли щедрые дары двуреченских лесов, с доброй, снисходительной улыбкой выслушивал слова благодарности.
После планерки к нему в кабинет зашел старший ОБЭП капитан Сафин, и хорошее настроение надолго покинуло полковника: Сафин доложил, что в пятницу вечером он перехватил на почте письмо Акимовой в город Москву на имя Одуванцева. Он снял копию конверта с адресом, вскрыл письмо и снял ксерокопию его содержания. Поскольку письмо было с уведомлением о вручении, он вынужден был вернуть письмо начальнику почты, который содержание письма не знает, и в субботу утром письмо ушло в область, а затем в Москву. Телефон полковника эти дни был отключен и капитан не имел возможности доложить о письме раньше, но в отделе о письме никому не известно.
Приказав Сафину молчать, Березкин его отпустил. От Тряпова полковник знал, что Вера Олеговна ходит по поселку, и у всех знакомых спрашивает адрес Одуванцева, но не придавал значения этой информации.
Содержание письма повергло полковника в ярость: Акимова писала Одуванцеву, что его сына Сашеньку жестоко пытали в милиции, завязывая в узел, и угрожая расстрелом, под пытками заставили взять на себя убийство сестры и сожительницы. Под пытками хотели выяснить всё, что Сашенька знал о своем отце, собирали на Одуванцева компромат, а всеми пытками руководили лично начальник РОВД Березкин и его заместитель Тряпов. Оба эти садиста говорили Сашеньке, что у них уже достаточно данных на Одуванцева, и скоро ему придется плохо. Вера Олеговна просила Григория Ивановича немедленно прийти на помощь сыну, и защитить родную кровь, просила жестоко наказать Березкина и Тряпова, просила во имя сына, задействовать все свои связи.
Полковник считал варианты, которых было всего два: первый – это Акимова действительно нашла Одуванцева, а второй – это психическое давление на полковника, спектакль, организованный адвокатом Борским. Берёзкин больше склонялся ко второму варианту.
Он давно знал Борского, и его почерк, и был уверен, что поход пенсионеров к главе района по делу доктора Ванина, был устроен именно Борским. Полковник не сомневался, что Борский догадывался об их работе на почте, и мог подкинуть такое письмо с целью выбить следствие из колеи, заставить ошибиться. Он относился к Борскому с презрением и ненавистью, поскольку адвокат постоянно мешал работе отдела. Из-за, помощи этого подонка, несколько преступников остались на свободе, он всё искал, и искал нарушения процессуального закона. Березкин не мог понять, во имя чего тот работал, ладно бы, за большие деньги. Нет, в селе платить было нечем, полковник точно знал, что Борский нищий, ездит на старом жигуленке, в долгах как в шелках, из последних сил учит в городе трёх дочерей, а сам с женой неделю может сидеть без куска хлеба в доме, и жрать одну картошку. При этом предложения о сотрудничестве с милицией, и достойной материальной компенсации этого сотрудничества, Борский с презрением отвергал.
С должности председателя районного суда Борский ушел со скандалом и без пенсии. Полковник помнил, сколько жалоб на Борского организовали лично он, и его заместитель Тряпов, сколько сделали Борскому неприятностей, сколько слухов, пустили гулять по району. Знал, как Борский психовал, и хватался за сердце, знал, как хлопнул дверью и ушел со словами: «Судите сами!» Полковник знал, что этот идиот, еще и платил налоги, а не прятал доходы как некоторые другие адвокаты, и угрозы на этого придурка тоже не действовали.
Пробовал решить вопрос кардинально, но не получилось. Полковник вспомнил, как в разговоре с одним серьезным бандитом, пытался закинуть удочки насчет адвоката, и услышал в ответ: « Правильные пацаны по понятиям под ментами не ведутся, и адвокатов с врачами не мочат, за падло мочить тех, кто тебе помогает в трудную минуту».
Полковник выпил рюмку коньяка, сел в кресло и задумался: « А, что если я ошибаюсь, что если это не подстава, и вдруг Акимова действительно нашла Одуванцева? Как это проверить, как узнать? Послать кого – нибудь в Москву, но, это ничего не даст! Как она могла его найти, столько лет не было никакой связи. Нет, не могла она его найти, подстава это! Борский подонок, решил меня запугать, но смотри у меня, сам не напугайся! »
Полковник был уверен, что Одуванцев скрылся с района навсегда, и отрубил все концы, нечего ему в нищем районе делать. Про сына он давно даже не вспоминает, с его миллионами ему и без сына на земле радостно жить, и вообще Одуванцева, скорее всего давно нет в России. Полковник посмотрел на адрес, какой – то почтовый ящик. Подумал: « А может этот почтовый ящик, и есть связь с Родиной? Да нет, глупость, какая-то, зачем с его деньгами ему нужна Родина?»
На вечерней планерке в узком кругу, начальник криминальной милиции подполковник Тряпов и начальник уголовного розыска майор Макаров, доложили начальнику РОВД, показатели работы отдела. Показатели были отличные! Тряпов сообщил, что на следствии по делу Акимова, адвокат Борский заявил следователю прокуратуры Сиротину ходатайство о проведении следственного эксперимента с целью проверки возможности за 3,5 часа уйти из больницы, доехать до Карловки, совершить убийство, и вернуться обратно. Адвокат просил эксгумировать труп Ивановой с целью снять отпечатки её пальцев, просил назначить экспертизу па наличие следов металла в ранах на головах убитых женщин, и прокуроры думают, что делать.
Макаров сообщил, что по заключению дактилоскопической экспертизы, окровавленный отпечаток пальца на двери ванной комнаты не принадлежит Акимову, Акимовой и Маслову, а принадлежит другому лицу. Полковник Березкин слушал Тряпова и Макарова без интереса, и вскоре все разошлись, а уходя, Тряпов вспомнил о донесении милицейского агента из Заозерного, сообщившего, что Акимова нашла адрес Одуванцева и написала ему письмо в Москву.
В ту ночь полковник Березкин долго не мог уснуть, он гнал, и гнал от себя дурные мысли, он точно знал, что Одуванцев появиться не может, что это не реально, это не возможно! Потом ему приснился жуткий сон:
« Григорий Иванович Одуванцев стоит в своем большом кабинете возле огромного сейфа, а к нему по очереди, заходят и заходят какие – то хорошо одетые люди. Каждому Одуванцев дает толстые пачки долларов США, каждого о чем-то просит, и люди уходят.
Какой – то депутат идёт с запросом в Генеральную Прокуратуру, а какой – то в МВД. Из Москвы в сторону Заволжской области выезжает колона джипов, с корреспондентами ведущих газет и журналов, с репортерами центральных телеканалов, с десятком московских адвокатов. Газеты пестрят заголовками: « Начальник РОВД оказался оборотнем в погонах!», « Полковник Березкин лично сфабриковал дело о двойном убийстве!», « Взяточника к ответу!», « Нет беспределу полковника!»
Какая-то женщина в форме с большими звездами на погонах, говорит с экрана телевизора, что уже несколько лет велась оперативная разработка полковника Березкина, за ним велось круглосуточное наблюдение, были отслежены все его связи с преступным миром, собраны неопровержимые доказательства его вины! Справедливость восторжествовала, и полковник Березкин взят под стражу, ему предъявлено обвинение по многим статьям уголовного кодекса, и дело направлено в суд.
Звучат слова: « Встать, суд идет».
Борский в судейской мантии красного цвета, с окровавленными по локоть руками, читает кровавый приговор: « Суд приговорил:
Березкина Юрия Петровича признать виновным в многократных фактах вымогательства и получения взяток с предпринимателей и лиц, подозреваемых в совершении преступлений, в браконьерском хищническом уничтожении природных богатств Заволжской области, и рыбных богатств Средней Волги, в применении пыток к подозреваемым, искусственном создании доказательств по уголовным делам, многократном незаконном привлечении к уголовной ответственности заведомо невиновных лиц, неуплате налогов, незаконном предпринимательстве, обмане покупателей, торговле наркотическими средствами в особо крупном размере, покровительстве организованным преступным группировкам, и способствовании уходу от уголовной ответственности активных членов указанных группировок.
С учётом особой социальной опасности Берёзкина Ю.П. назначить ему исключительную меру наказания – смертную казнь, через расстрел в подвале здания Федерального суда Двуреченского района Заволжской области.
Приговор суда является окончательным, обжалованию не подлежит и приводится в исполнение немедленно».
Какие – то солдаты с автоматами, в форме внутренних войск ведут полковника в подвал суда. Он упирается и кричит: « Вы не имеете права! Мы живем в демократической России, у нас расстрел запрещен, у нас правовое государство! Нет беззаконию и правовому нигилизму! Да здравствует Закон и Демократия!»
Он оглядывается и видит, как его адвокат Коровин, его друзья Тряпов и Макаров, прокурор Красильников хлопают в ладоши и ликуют. Солдаты щелкают затворами автоматов, и тащат его в подвал, помощи ждать неоткуда, его всего трясет».
Полковник проснулся. Часы показывали 4 часа утра, в спальне горел свет, а жена Татьяна трясла его за плечи, и нервно восклицала:
- Юра проснись! Юра, что с тобой? Ты что кричишь? Какой закон? Какая ещё демократия? Какое ещё правовое государство? Какой расстрел, в каком подвале?
Успокоив жену, полковник ушел на кухню, где и просидел до утра, попивая коньяк и потихоньку приходя в себя. Жена вышла за ним, вскипятила чай, приготовила бутерброды из осетрины, сервелата и красной икры. Спросила:
-Что с тобой, на работе неприятности? Ты кричал как резанный! Юра, тебе надо хорошо отдохнуть, бери отпуск и давай куда – нибудь уедем, в санаторий, в Чехию, например. В нашем возрасте уже надо смотреть за собой, а ты все в делах и делах, пора о себе подумать!
Полковник обнял жену за плечи и проводил спать. Выпив чая, подумал: « Устами жены глаголет истина, действительно надо уехать, то от этих кошмаров с ума сойду. Приснится же хрень какая-то! Пусть эти пеньки с глазами здесь сами без меня выкручиваются и воюют».
Во вторник, адвокат Борский утром пришел в свой кабинет. Дел у него сегодня не было. Он знал, что ближе к вечеру в район приедет президент областной адвокатской палаты Преснов, разбираться по жалобе доктора Ванина на адвоката Коровина, уже все адвокаты района были в курсе, и ждали приезд начальства. На работу он пришел с надеждой, что вдруг кто-нибудь зайдет, захочет составить заявление в суд, или получить какую-нибудь квалифицированную юридическую консультацию по правовым вопросам. Но клиентов не было, никто не хотел консультироваться и писать заявления в суд.
Борский устроился у окна, наблюдая за улицей, и стал курить одну сигарету за другой, он в который раз осмысливал свою жизнь, пытаясь понять, когда и где сделал роковую ошибку. Он чисто городской житель, после армии работал токарем на большом заводе, и заочно окончил юрфак. Женился, и после стажировки в области уехал адвокатом в далекий и тихий район. На ссуду построили большой по тем временам дом, с женой родили трех дочерей. Всё хотели сына, но не получилось, он оказался бракоделом. Тогда, он мог себе позволить трех детей, ведь после снятия ограничений на заработную плату адвокатов, он был один из самых высокооплачиваемых адвокатов в области. Тогда у людей в селе были хорошие деньги, и они могли по достоинству оплатить труд защитника. В 1990 году он проявил слабость, поддался на уговоры, и ушел работать судьей районного суда, и стал первым в области беспартийным народным судьей.
Развалился СССР, кончилась партия, деньги сельчан сгорели в банке при обвале рубля. Началась приватизация, но в суде приватизировать было нечего, в то тяжелое время даже канцтовары судьи покупали на свои деньги. Были периоды когда судьи сами месяцами не получали зарплату. Потом все стабилизировалось, и стало лучше, огород в 25 соток, сад в 10 соток, свои куры оказались не плохим подспорьем.
Шла судебная реформа, и судьи были более, менее не зависимы – это были золотые годы российского правосудия. К концу девяностых годов, областной суд стал требовать прекратить практику вынесения оправдательных приговоров. Новые веяния шли сверху, судам настоятельно было рекомендовано, с большим пониманием относиться к позиции прокурора, более жестко наказывать преступников. Суды все больше и больше ставали на сторону обвинения, и это приветствовалось руководством. Как-то потихоньку суды Заволжской области, из органа разрешающего спор между обвинением и защитой, сами превращались в искусственное продолжение стороны обвинения. В областной суд, шли на работу бывшие сотрудники областной прокуратуры, которые навязывали судьям свое видение правосудия. Борский, судить в такой ситуации больше не мог, он не мог из судьи превращаться в прокурора, не мог бездумно поддерживать обвинение во всех вопросах. Это противоречило его убеждениям, его пониманию принципа правосудия, принципу равенства всех перед законом. Он решил, кое-как, отработать еще год до 10 – ти летнего стажа, и уйти в отставку, но всё получилось иначе.
В начале 1999 года новым начальником Двуреченского РОВД был назначен майор Березкин, и почти с первых дней возник конфликт между Борским с одной стороны и Березкиным с другой. Председатель областного суда Валейко сразу же стал на сторону начальника милиции. Березкин пачками организовывал жалобы на Борского, суд лихорадило от постоянных проверок. Война приобретала все более жестокие формы, из суда потихоньку стали пропадать дела. Борский впервые в жизни узнал, что такое гипертония, и как болит сердце. Не доработав шесть месяцев до пенсии, он вынужден был уйти в адвокаты, утратив право на высокую пенсию судьи.
За эти годы была потеряна клиентура, и нищее село уже не могло надлежащим образом оплачивать адвокатский труд. Во времена СССР село с материальной точки зрения, жило не хуже, а может быть и лучше города. Село было более зажиточным, и складывало копейку к копейке, деньги у людей были. Покупать на эти деньги было нечего, но это совсем другая история. За годы реформ село оказалось на обочине жизни, всеми забытое, во всём виноватое, и никому не нужное, деньги сосредоточились в городах, и село выпало из обоймы жизни, оно уже не жило, а выживало из последних сил.
Дочки росли, одна за другой оканчивали школу, и, выслушав напутствие директора школы, что в селе делать нечего, уезжали учиться в город. Когда их рожали, в дурном сне не могли увидеть, что учить их придется платно. Старшая была на четвертом курсе, средняя на втором, младшая на первом, и на дочек уходили все доходы семьи, денег не хватало. За эти годы он построил дом, родил трёх дочерей, вырастил большой сад, но не испытывал от этого никакого удовлетворения. Жизнь постепенно превратилась в какую-то пустоту, яму из которой не было выхода, а впереди не виделось никаких перспектив, и как жить дальше он уже не знал. Уехать работать в город, где адвокаты зарабатывали намного больше, Борскому не позволяло здоровье. Он никак не мог понять, когда была сделана роковая ошибка, в чем она выражалась, почему всё так скверно получилось?
Если ошибка была в том, что ради пенсии, он не смог продать свои личные убеждения о чести, совести и достоинстве, то жалеть особенно было не о чем. Да, с материальной точки зрения, он крупно проиграл, но получил душевное спокойствие, моральное удовлетворение и твёрдую уверенность, в том, что там, на Страшном Суде, положа руку на сердце, сможет честно сказать, что подлости не делал и невиновных людей в тюрьмы не отправлял!
Если ошибка в том, что родили троих детей, а не одного, как многие другие, то это полный маразм, это противоестественно, ведь продолжение рода человеческого не может быть ошибкой, ни при каких обстоятельствах. Хотя с одним ребенком, материально жить было бы значительно легче.
Вот и сегодня клиентов не было. Адвокат грустно смотрел в окно, пора было идти домой, обедать.
От неожиданности он вздрогнул. Возле входа в кабинет резко затормозила машина с тонированными стеклами и с синими милицейскими номерами. Со стороны пассажира, вышел начальник РОВД полковник Березкин и прошел в адвокатский кабинет, где, поздоровавшись, спросил:
-Михалыч, когда ты уходил из судей, какой у тебя был классный чин судьи, второй или третий?
-Петрович, - удивлённо ответил Борский, - если честно, то я уже забыл. По - моему, присвоили второй. А, что?
-А то, что второй классный чин судьи соответствует воинскому званию полковник, и получается в районе только мы с тобой полковники, а остальные, так себе, мелкие сошки. Вот как два полковника, давай и разрулим ситуацию с Акимовым. На улице сегодня тепло, вот там и поговорим, только честно, без подстав!
Березкин вынул из карманов кителя два мобильных телефона и диктофон, положил их на стол, похлопал себя по карманам, показывая, что там никакой техники нет. Борский, так же положил на стол мобильный телефон, и похлопал себя по карманам. Оба вышли из кабинета, и, отойдя в сторону от милицейской машины, остановились на тротуаре. Прохожие жители райцентра, раскланиваясь издалека, переходили на другую сторону улицы, благоразумно обходя эту странную парочку стороной.
Березкин, похлопав Борского по плечу, стал горячо жать ему руку, поздравляя с победой по делу Ванина, которое прокурор накануне прекратил за отсутствием события преступления. Березкин говорил, что очень рад за Ванина, что справедливость восторжествовала, что он изначально был против этой провокации, а затем резко сменил тему, и сказал:
-Михалыч, мы оба знаем, что по двойному убийству Акимов не при делах, но такой нераскрытый глухарь ни мне, ни РОВД не нужен, но и пацана жалко. Ведь впаяют ему по самые дальше некуда. С его показаниями, защитить ты его не сможешь, кровь нам попьешь, но ему не поможешь! Согласен?
-Допустим, - уклончиво ответил Борский,- ты, что предлагаешь?
-Давай сделаем, чтобы волки были сыты, и овцы целы: пусть Акимов изменит показания, напишет еще одну явку с повинной, в которой укажет, что в ту ночь он пришел домой в момент, когда его сожительница Иванова убила его сестру Акимову. Он застал ее на месте убийства, пришел в состояние внезапно возникшего сильного душевного волнения, и в этом состоянии аффекта убил Иванову. Вот и всё! По ст. 105, ему светит до 20 лет, а по ст. 107 всего до трех лет. Решим с Сытовым, даст условно, а дело уйдет в архив, а с прокурором я сам договорюсь. Всё будет тихо, мирно, комар носа не подточит. А ты научишь этого пенька Акимова, какие показания давать, и всё. Говорю начистоту, по-моему, это самый лучший выход. Нам с тобой незачем ссориться, несерьёзно двум полковникам бодаться как глупым телятам!
Борский молча курил, обдумывая сказанное Березкиным, он понимал - полковник серьезно напуган подметным письмом Акимовой.
-Петрович, я тоже говорю начистоту. Ты понимаешь, что девчонок убил маньяк, понимаешь, что на Вербное Воскресенье или Пасху может быть еще пару трупов?
-Допускаю – ответил Березкин, - но надеюсь, что он залетный, или, это вообще не маньяк, мы будем меры принимать. А ты, что по моему предложению думаешь?
-Петрович, меня совсем не радует, что Акимов, ни за что, может сесть лет на 15, а то и больше, и я тебя прекрасно понимаю! Мы оба смотрим вперед, может случиться так, что Акимову влупят лет 15, а потом вы поймаете настоящего убийцу. Тогда начнут выяснять, а как посадили этого недоношенного, и кто его вязал в узел? Тебе это не надо, а если ему дадут условно, дело уйдет в архив, и о нем никогда больше не вспомнят. Районный суд намного проще областного. Твой вариант далеко не самый плохой, но есть одно но! Как адвокат я не могу склонять Акимова взять на себя убийство, пусть и в состоянии аффекта, и не буду это делать. Но, если твои опера, смогут без узла его убедить, что это для него лучший, а может быть, единственный выход, то слишком усердно, против его позиции, я идти не буду. Обещаю! И дай Бог, что бы киллер был залетный, что бы район, не захлебнулся в девичьей крови, ведь у меня у самого три девчонки!
Они расстались. Борский был доволен вырисовавшейся схемой, при которой Акимов мог не сесть на многие годы за того парня, а Березкин был доволен своим планом, при осуществлении которого месть Одуванцева ему уже точно не грозила. Сидящий за рулем машины подполковник Тряпов, был доволен качеством сделанных им фотографий жмущих друг другу руки Борского и Березкина. Он отлично знал, что эти фото ему еще ох как пригодятся.