Прикольный рассказик!
ТЕЛЕВИЗОР ЭЛВИСА – Странный тип
- Это невозможно!..
- Это пижама ваша невозможна, мистер Ипкис…
к\ф Маска
У подъезда опять кто-то наблевал. Судя по огромной луже, про которую можно даже сказать «куча», чей-то объем желудка превосходил чей-то здравый смысл в несколько раз. И надо же было нарыгать эту пеструю плохо пережёванную гнусь прямо возле моего подъезда. Я вообще не представляю себе ситуацию – отхарчиться возле дома. Нормальный человек блюет или в транспорте, когда его укачает тряская дорога, или прямо там, где пьет. Трудно вообразить, что кто-то блюет, выйдя с утреца прогулять барбоса. Скорей всего, какая-то гнида, забухав, на последних остатках горючего дошла до своего аэродрома и, с ревом «штуки» отметалась по целям, перегнувшись через перила крыльца.
Блевонтина лежала прямо на полутораметровом сердце, нарисованном на асфальте рядом со слоганом «Ирочка, Я тебя люблю!», придавая ситуации двусмысленность. Эта графическая брачная песнь подновлялась перед нашим подъездом с регулярностью, сообщавшей жителям, что Ирочка остается крепостью, неприступной для имбецилов. А вот возле соседнего дома, который был однояйцевым двойником нашего, надпись «С добрым утром, Катёнок!» уже изрядно поистёрлась. Видимо, «Катёнка» удалось развести на поебстись гораздо быстрее, чем нашу Ирочку.
Боковым зрением я увидел, что созерцаю шедевр актуального искусства не в одиночку. Метрах в 10 от меня, опершись на метлу, стоял дворник-таджик, который не торопился убирать воняющее желудочным соком паскудство. С невозмутимостью Пика Коммунизма он смотрел сквозь блевню, сквозь асфальт, сквозь толщу подземных коммуникаций и зыбких московских грунтов, но на бесстрастном смуглом лице было прям-таки написано - что он там себе думает о западной цивилизации вообще и о жителях нашего дома в частности. Но заморачиваться на мыслях какого-то морлока было впадлу, и я зашагал к метро.
***
На «Севастопольской» я еле втиснулся в вагон и сразу пробрался к местам «для пассажиров с детьми и инвалидов». Стоять на проходном дворе между дверями - занятие для экстремалов. Там затопчут почище, чем в слэмующем партере на панк-концерте. Аккуратно втиснувшись между мужиком и женщиной, пытавшейся держать свои колготки подальше от чемодана этого гоблина, я схватил поручень и повис на нем анабиозным лемуром над какой-то усталой тёткой.
На «Нахимовском» эта тётка вдруг подорвалась к выходу, расталкивая локтями полусонную массу пассажиров. Неожиданно небольшая турбулентность от ее стремительного броска, крутанула меня вокруг оси и бросила на жесткий диванчик…
Слушать плеер на нашей ветке бесполезно – ни на одной линии Московского метро так не громыхает состав как на Серпуховско-Тимирязевской. Поэтому, чтобы скрасить путешествие, всё свое внимание я сосредоточил на пассажирах. Обзор был не слишком большой, но огромная мясистая бородавка на скуле мужика с чемоданом была видна во всей красе.
На «Нагорной» в вагон вошла девица. Ее короткая юбка и стройные ноги, еле различимые в мешанине тел, одежды и сумок, отвлекли меня от созерцания «дикого мяса». Девица грамотно пробивалась в середину вагона, и, рискуя остаться совсем без одежды, ловко скользила в узких межтуловищных ущельях в мою сторону.
Я так и не понял, как это получилось, Диктор не успел еще до конца рассказать, что вот, дескать, «станция Нагатинская», как в двери вдавилась толпа народа с «Нижних Котлов». Короткоюбочная девчонка оттерла женщину в колготках и заняла ее место, потом вдруг новый штурм пассажиров, не желающих ошиваться на платформе до следующего поезда, надавил посильнее и… девку в короткой юбке буквально натолкнули на меня. Она «оседлала» мою ляжку - ее ноги оказались раздвинуты моим бедром. Наши ноги оказались сцеплены в «ласточкин хвост».
«Следующая станция – Тульская!» Вагон тронулся и я почувствовал, как ее коленки возвратно-поступательно качнулись вокруг моей правой кегли. Не обязательно говорить, что я возбудился – это и так понятно. Сама ситуация – раздвинутые ноги, растягивающие эластичную ткань юбки, плотный телесный контакт – всё это завертело в голове карусель похоти. Эрекция надула штаны, и знакомое чувство, что весь вагон уставился на мою ширинку, заставило меня предпринять что-нибудь элегантно-небрежное, чтобы скрыть смущение. Ну, в самом деле, не прикрываться же руками как рекрут царской армии.
Я достал из куртки мобилу, якобы для того, чтобы посмотреть в органайзере архиважную напоминалку, но, неожиданно для себя, включил эсэмесник и набил в «новом сообщении»: «Теперь, как честный человек, я обязан на Вас жениться». Развернул мобилу дисплеем к девице и посмотрел ей в глаза. Она отвлеклась от чтения рекламы на стене вагона и, глянув на мобильник, улыбнулась. Потом залезла в сумочку, достала раскладуху, быстро набила сообщение и показала дисплей: «Право, это лишнее. Но Вы очень любезны». До «Тульской» я успел отстреляться комплиментом: «А Вы – обворожительны». Поезд уже замедлял ход. Народ зашевелился и снял «корабль с мели» - девица освободила моё колено из мучительно-приятных тисков своих бедер, и, когда состав остановился на станции, переместилась ближе к дверям, воспользовавшись тем, что стало посвободнее. До «Серпуховки» она стояла у дверей, мне был виден только ее затылок, а потом толпа вынесла ее в вестибюль.
***
Всю дорогу до работы я вспоминал происшествие в вагоне. Я сам себе удивлялся – как это я удержался силой воли от того, чтобы не протянуть руку и не погладить бедро этой девчонки, не проверить – есть ли на ней нижнее белье… Хотя, скорей всего, если девушка ездит в метро, да еще и в короткой юбке, то уж трусы-то она точна должна надевать – хрен его знает - какая бомжатина трётся по всем этим лавкам? Соскребать микробов гениталиями с дерматиновых диванчиков желающих мало. Да и те уже наскребли себе, наверное, на стационар… Сразу представил картину как я хватаю ее за промежность, а потом показываю игривую эсэсмэску «теперь мы с Вами жених и невеста беспезды!». С какой же скоростью надо набивать текст в телефоне, чтобе успеть показать эту надпись между отдергиванием своей руки от теплой девичьей плоти и ебком сумкой по тыкве?
Я повернул в Старомонетный переулок и тут услышал:
- Миха! Ору тебе, ору, а ты как зомби!
Ко мне кенгуриными скачками бежал Вован из отдела маркетинга.
- Нихао! Еле тебя догнал.
Мы поздоровались. Вован ездил с «Алексеевской», поэтому обычно ходил от «Третьяковки», а сегодня вылез с «Полянки». Чтобы прояснить этот географический казус, он, сияя медалью за город Будапешт, сообщил, что едет с «ахуитительных блядок на Петровско-Разумовской» и поинтересовался:
- А ты чё, в уши долбишься? Я тебе орал….
- Спасибо, что не анал. – проворчал я. – Сейчас, короче, тема была в поезде…
И я в красках, в масштабе 72:1 рассказал, как «мегасупертёлка ошивалась у меня на коленках с Нагатинской до Тульской; а я ее разве что не выебал, а так – все виды жесткого петтинга, включая…». И тут мы подошли к нашей конторе и разбежались по своим этажам. Когда я поднимался по лестнице, мне вдруг показалось, что лицо девахи из метро какое-то знакомое. Типа, вроде, я ее где-то как бы уже видел. У меня на лица память-то не ахти. Но иногда наваливается такое дежа-вю. Я начал вспоминать, где я мог ее видеть, но мутное ощущение провалилось, и деваха, точнее ее фотокарточка в мозгу, снова стала абсолютно незнакомой.
***
В обед Вован, брызгая слюнями, рассказывал как закатился с какой-то, недавно выцепленной на однокорытниках.ру, девкой в гостиницу «Молодежная» и как драл ее всю ночь. Изо рта его падали куски микса - котлеты, равномерно пережеванной с салатом, но он был увлечен рассказом о своих ночных похождениях. На фоне его реальной пофачки с пусть даже ниочёмной шлюшкой с эксгибиционистского сайта, мой «половой» контакт в метро выглядел жалким, неубедительным и совсем не располагал к хвастливому изложению событий.
Поэтому его фраза «Да, кстати, а ты взял телефон у той мамзели, которую утром мял в метро?» была всего лишь вежливо-снисходительным интересом. Ответил я ему неохотно:
- Неа. Некогда было. Только-только предложил руку и сердце и разбежались.
Вован уже пил чай и в ответ только сочувственно покивал.
Уже выходя из кафе, он ободряюще похлопал меня по плечу:
- Чего-то ты кислый, как принц Лимон. Найдешь ты свою Лореляй. Можешь стоять на Нагорной, или где там она вошла. И поджидать ее каждое утро. – и заржал. – Хотя глупее этого может быть только объявление в интернете – про одного чикоса показывали из Америки – искал девку из ньюйоркского метро. Нашел. Сейчас, наверное, не знает куда ее сбагрить. То ли дело – одноклассники... Охуительная тема. Кстати, - он сделал серьезное лицо, - ты можешь найти свою таинственную незнакомку… на сайте… (драматическая пауза) одновагонники.точка. ру!!!!!
И заржал. Сегодня козыри были у Вована и я терпеливо слушал его прогоны и надеялся, что коллега не скатится до шутки «одновагинники.ру»…
- А она симпатичная? – спросил он невпопад.
- Заебатая.... – я вспомнил ощущение в правом колене. – Короткая юбка до середины бедра, мордашка на пятерку, очки – полный фетиш-набор. Кого-то мне вроде напомнила…
- Ну, это всегда так. Оксанка, например, наша, с ресепшна. Фас – ваще еблет чужой, а в три четверти – вылитая Дарья Спиридонова. – Вован остановился на своем этаже.
- Кто такая Дарья эта?- спросил я через перила, поднявшись на пролет. – Порностар?
- Да не… По телику каждое утро кого-нибудь допрашивает. Типа, интервью берёт. Вечно ногу на ногу закинет и коленкой сверкает. И улыбка блядская. Хотя не исключено, что порностар. За очень дополнительные деньги…
Я пошел к себе.
За время обеда пришло 5 писем. Первым я открыл письмо от Коляна - друган писал, что в «Апельсине» выступают «Красные Элвисы». Он уже взял три билета – себе, мне и Петрухе. Отмазки не принимается. Матч состоится при любых раскладах в это воскресенье, и с меня - пятихатка. На воскресенье дел не было. Элвисы - так Элвисы. Колян жестко убивался по ним, и на большинстве сабантуев мы квасили именно под их песни. Так что, по крайней мере, музыку незнакомой не назовешь. А это уже кое-что.
***
До воскресенья время прошло незаметно. Среда-четверг-пятница-суббота смыли блевню на асфальте, подзатёрли и снова обновили надпись у подъезда, затуманили воспоминания об инциденте в метро, сделали рожу Вована более будничной и менее счастливой. К воскресенью я подошел в полной боеготовности оттопыриться и поорать.
Мы подтянулись на Красную Пресню часам к шести вечера. Пока дошли до клуба уговорили по бутылочке, потом посидели у боулинга на втором этаже и вмазали еще по стакану. И ближе к семи часам приняли еще по пол-литра и поковыляли уже на поляну. Народу было не сказать что битком, но и не мало. Публика приличная. Чудовищных причесок а-ля «Элвис на Гавайях» я не заметил, но какое-то рокнролльное ощущение присутствовало… Начало концерта, как всегда, задерживалось, видно, спецом, чтоб народишко раскупал альбомы и пиво. Я успел сгонять в туалет, и шоу началось.
Сначала на сцене нарисовалась группа с каким-то мутным названием. Я его тут же и забыл. Их фишкой был вокалист, сидящий за электрическим роялем как Джерри Ли Льюис. Песни, которые группа придумала своим умом, были серые и скучные как доисторические фекалии, но, когда банда выдала кавер на «Ранэвэй», зал просто порвался – все запрыгали как сумасшедшие и заорали «Ай вандэр - вай, ваяяяяяяй». Чувак за электропианино бесновался и выдал за ней сразу «Грейт боллс оф файер», причем колошматил по клавишам головой, пердаком и ногами. Джерри Ли явно порадовался бы такому исполнению его нетленки. Публика орала и колыхалась как огромная пестрая медуза, наглотавшаяся амфетаминов. Друганы мои куда-то потерялись, но я стоял у столба с лавочкой и никуда не двигался. На лавочке скакали, размахивая руками, три девки-фанатки, и я все боялся, что они на меня свалятся. Наконец, когда разогревающая группа отстрелялась, девчонки спрыгнули с лавки и свинтили в неизвестном направлении. Я занял их место, чтоб получше видеть основное шоу, и начал высматривать в толпе Коляна и Петруху.
Когда на сцене объявились «Элвисы», корешей я так и не увидел в толпе. И стал смотреть на сцену. Вокалист с бриолиновой причей, гитарист с басистом, похожие как Зита и Гита, ударник, почти не видный из-за кучи барабанов и тарелок – все это померкло, когда за клавишами возникла неизвестная девица в короткой юбке. «Элвисы» начали выступление с «Эль ниньё» и зал снова ударился волной об сцену. Девка за «коргом» извивалась так, как будто ее собирались нанизать на огромный зазубренный шампур. Она складывалась пополам, сплеталась в косичку чечила и приседала так, что Ширли Мэнсон просто бы удавилась от зависти, глядя как клавишница сверкает трусняком. Тем не менее, она успевала отрабатывать свой музыкантский хлеб. Я смотрел на ее рубилово как завороженный и не мог оторвать глаз, хотя (как потом мне рассказывали кореша) остальная часть банды отжигала не меньше. «Элвисы» отыграли все свои забойные темы, пару лирических песен из «Шестиструна» и в конце повалили аудиторию на пол совершенно безумным исполнением «Космонавта Петрова». Публика орала «Я – космонавт Петров!!!!! Из Барнаула!!!! ша-ла-ла-ла!!!!!!» как будто это было последнее прощание с уходящей из-под ног планетой.
Когда «Элвисы» закончили, в зале еще кричали и требовали продолжения банкета, но группа чётко знала себе цену и, появившись один раз для поклонов, исчезла за кулисами. Я спрыгнул с лавки и потянулся к выходу, на свежий воздух. Когда я проходил мимо гардероба и уже готов был ступить в раму металлоискателя, меня окликнул женский голос:
- Добрый вечер!
Я обернулся. Передо мной стояла та самая девушка из метро и хитро улыбалась…
- Вы помните, что обязаны, как честный человек, на мне жениться?...
- Добрый вечер… - пробормотал я. Нога, уже прошедшая через отсеиватель террористов, зависла в воздухе и медленно опустилась на пол. – Тоже на концерте были или так, чисто в боулинг?
- Вы мне зубы не заговаривайте! У вас теперь два пути – или вы ведете меня в ЗАГС, или я веду вас к прокурору! – девка издевалась со вкусом и со знанием классики отечественного кинематографа.
Выигрывая время, чтоб не мямлить, я отстранился от входа, пропуская фанатов рокабилли, и подобрался ближе к ней. Мозг лихорадочно просчитывал варианты поведения – естественный, развязный, панибратский, амикошонский, снисходительный, доброжелательный. В конце концов, остановился на естественном и тут же засбоил – что понимать под естественностью в предлагаемых обстоятельствах?
- Не надо прокурора. Идемте, обсудим количество гостей на свадьбе… в бар… наверху. – мозг надо было отдавать на перепрошивку – все-таки, сволочь, выдал развязную модель. - Кстати, Михаил. – несмотря на модель поведения, представляться все-таки надо.
- Полина. Ну, пойдемте. – Девица пошла вверх по лестнице, умеренно виляя бедрами. Из заднего кармана джинсов свешивался шнурок с огромным пластмассовым бриллиантом.
«Замануха карат на 500» - мозг четко раскладывал по полочкам всю визуальную информацию, поступающую извне.
Мы прошли в бар. Все столики и диванчики были заняты. Пришлось сесть как нью-йоркским проституткам на табуреты возле стойки. Барменша вопросительно посмотрела на меня, я посмотрел на Полину. Та задумчиво глянула на пивной кран:
- Бронкс, пожалуйста.
«Пиздец понты… что это такое вообще????» - мозгу явно не хватало двоичной системы для адекватной оценки событий. В такой компании с заказом налажать нельзя:
- Мне пиво. Самое дешевое, пожалуйста.
Барменша не удивилась ни бронксу, ни дешевому пиву и начала мешать какие-то ингридиенты для понторезки с алмазом. Я, хоть убей, не знал с чего начать разговор. Не продолжать же этот мудацкий трёп про свадьбу, будь она не ладна!
- Любите «Рэд Элвисов»? – Полина получила стакан с зельем и сама нашла тему.
- Да не так чтоб очень. Друган убивается по ним. А я уж за компанию… а ты?
- У меня друг собирался на концерт, но у него чего-то с работой вышла какая-то напряженка. Он меня и отправил. Я тебя заметила, когда ты на лавку залез. Сразу узнала…
Мозг в это время лихорадочно обсчитывал понятие «друг», сверяя с имеющимися в базе названиями – «молодой человек», «парень», «бойфренд», «любимый мужчина»(тут я чуть не сблевнул- ненавижу это словосочетание - и отхлебнул пива .). Слово «Друг» показалось мне совершенно нейтральным. Как говорится, «Беломора» не было, и преступник взял сигареты «Друг»… Друг – это еще ничего не значит.
- А я вот не увидел… Засмотрелся на сцену…
Меня прервал звонок телефона. Петруха. Я быстро обрисовал ему ситуацию. «Встретил, дескать, знакомую. Дуйте домой без меня». Петька окейнул и отключился.
- Так вот… да… не увидел. – пиво в бокале стремительно убывало, но режим естественности так и не включался. - Хотя там, в метро я хорошо тебя рассмотрел и запомнил…
Теперь телефон зазвонил у нее. Сначала 9-тибалльно затряслась сумочка, а потом заиграло какое-то лихое рокабилли.
- Да. Привет… Закончился… Здесь. Да, в «Апельсине». В баре…. Нет. Встретила знакомого…. – улыбка в мою сторону. – Сидим, пьем… Жду… Ладно… Не торопись. Да. Пока.
Она засунула телефон обратно в сумочку и попыталась объяснить ситуацию моему усталому мозгу:
- Стёпа - дизайнер. Сейчас в какой-то типографии каталог свой печатает. Заедет за мной где-то через полчаса-час. Так что, если не торопишься… Посидим – поговорим.
Мозг всё понял. Нейтральное слово «друг» настойчиво запахло блевотным «любимым мужчиной». Зато теперь мне как будто развязали руки Уже нет необходимости выкореживать из себя черт-те кого, пытаясь понравиться симпатичной девчонке. Я расслабил спину, навалился на стойку корпусом, подпер голову рукой и аккуратно рыгнул в ладошку.
- А ты вроде тогда в метро в очках была? – выдал я первый, пришедший в голову вопрос. – А сейчас в линзах, что ли?
Полина позвенела льдом в стакане.
- Неа. Зрение у меня нормальное. Тут дело в другом. Лучше ты расскажи - где работаешь, а то я вышла на «Серпуховской», а ты дальше поехал.
Блин. Вопросы из анкеты.
- На Полянке. В страховой компании. А ты?
- А я на Павелецкой. В банке.
Чтобы взять тайм-аут в беседе и придумать хоть какую-нибудь тему для разговора, заказал еще пива. И тут тема сама собой отыскалась:
- А ты живешь на «Нагорной»? Там, вроде, зашла в вагон…
Её ответ полностью уничтожил малейшие сомнения мозга в значении слова «друг»:
- Не. Я у друга живу. На «Соколе». А в тот день я была у родителей. От них ехала. А они на «Нагорной» живут. Как раз улица Нагорная.
Хорошо нынче дизайнерам. На Соколе, да с охуительными тёлками. Но озвучивать свою социальную ненависть не стал. Барменша налила мне еще пива. Я отхлебнул, посмотрел на стакан Полины – в нем еще болтались остатки Бронкса – и продолжил светскую беседу, которая становилась какой-то дурацкой и бессмысленной:
- А я - на Севастопольской. Азовская улица, дом прямо рядом с метро…
Мозг пришлось блокировать, потому что он с радостью имбецила, рассказывающего о том, как сегодня покакал, уже готов был выдать номер дома, номер школы, фамилии учителей, врачей районной поликлиники, депутатов муниципального собрания и прочая, лишь бы не мучиться от тягучих пауз в разговоре.
- Еще коктейль? – в принципе, пойла в ее стакане было так мало, что этот вопрос был далеко не праздным. Она посмотрела на часы:
- Пожалуй, можно.
Я повернул голову к барменше и улыбнулся:
- Будьте добры еще «Бронкс». Спасибо. Кстати, – я повернулся обратно к Полине. – у меня такое чувство, что я тебя где-то уже видел. Не так чтобы вплотную и долго, а как-то, типа, мельком и издали…
Наконец-то пиво подействовало. Мозг перестал считать интеграл кривой поверхности, обтянутой джинсами, и отдал штурвал подсознанию.
Полина приняла новый стакан с коктейлем и с напускным безразличием заявила:
- Мне многие говорили, что я похожа на Кароль Буке в молодости.
Я с видом знатока выпучил глаза и выпятил нижнюю губу. Кто ж не знает старика Крупского? Кароль Буке – это вообще кто? Теннисистка? В молодости? А сейчас ей, простите, сколько уже? Блин, вот ведь девке мало понтов – живет на Соколе, пьет «Бронкс», да еще похожа на теннисистку… Еще, поди, носит с собой фотокарточку этой Кароль. Ну, чтобы показывать лохам, которые не знают знаменитую теннисистку, блиставшую на травяных кортах Олимпиады 36-го года в Берлине! Смотрите-смотрите – здесь она удивительно похожа на меня! Ну, что же вы не смотрите????
- Честно говоря, не видал. – Всё-таки у меня не хватило такта, но хватило смелости признаться, что я впервые слышу это имя. Полина понимающе кивнула:
- Французкая актриса. Стёпа… ну, друг… он когда-то был без ума от нее. И, когда он меня увидел, то первым делом сказал, что я на нее похожа. А он же дизайнер. Я говорила, да? Вот он и сказал там парикмахерам и визажистам, чтоб они там-то так-то всё сделали – причесали, подкрасили – чтоб я вылитая стала Буке. Ну вот и результат.
Я опять незаметно рыгнул в рукав под видом кашля. Охренеть. Насколько бы проще стало разговаривать, если бы я знал кто такая эта Буке. Приду домой – прогуглю, если фамилию не забуду. Прямо уже любопытно. Ведь надо же, ёпт, быть таким ебланом чтобы симпатичную девку гримировать под какую-то актрису… Хорошо, что этот гусь не втюрился в пани Монику или Вупи Голдберг. Пиздец. Наверное, намазал бы на первую встреченную страхуилу банку гуталина и разрезал рот как Гуинплену…
- А тебе самой-то не впадляк? – На этом разговор можно плавно заканчивать. Слово «впадляк» наверняка не водится на планете, по которой ходит Кароль Буке. Я попытался сгладить развязную модель, некстати всплывшую в сознании:
- Ну, в смысле, ты сама-то как относишься, что ты вроде Дульсинеи Тобосской получаешься? Так сказать, «я. рисовал тебя. палкой на снегу»…
Полина, наверное, часто выслушивала подобные прогоны от своих завистливых подружек, поэтому совершенно спокойно реагировала:
- Да не страшно. Сколько вон людей САМИ становятся двойниками известных личностей. Одних сумасшедших Элвисов сколько… А так – для…
(Пиво подскочило к горлу в ожидании словосочетания «любимый мужчина»).
-… хорошего человека. Тем более, Буке эта – секс-символ. И актриса хорошая. От меня не убудет. Правда, есть одна проблема…
Снова ее сумочка задрожала, и снова раздался задорный гитарный запил.
- Да. Хорошо. Сейчас спускаюсь. Слушай, Стёп. Забросим человека на Севастопольскую? Всё равно к моим едем… Да, рядом. Ага... Сейчас.. Только в туалет… Давай.
Полина схлопнула раскладушку и стала подниматься с табурета. Я помахал барменше.
- А что за проблема? – вопрос сам сорвался с языка.
- Вернусь – расскажу. – И она пошла вдоль боулинговой оградки к сортирам.
Я решил, что поссать на дорожку для меня тоже будет не лишним и, расплатившись, двинул в ту же сторону.
***
Вышли из «кабинетов» практически одновременно.
- Так что за проблема? – любопытство меня не отпускало.
Полина неторопливо пошла на выход, рассказывая:
- Ну, короче, я не знаю, как это получилось, но я не вижу себя в зеркале. Вообще. Степан говорит, что это психологическая реакция организма. Организм как будто не хочет видеть незнакомое лицо в отражении и ставит блокировку в мозгу. Я ходила к психиатру, к невропатологу, но они говорят, что это невозможно и советуют чаще гулять и пораньше ложиться спать.
Она остановилась возле лестницы и посмотрела куда-то за мое правое ухо:
- Приходится надевать очки, чтобы они скрадывали сходство с Буке. А то глупо получается – еду в метро, а в окне вагона меня нет. И, кажется, что меня вообще нет. Один раз у меня даже чуть истерика не случилась. С тех пор езжу в метро в очках. Без диоптрий. И мимо зеркал и витрин стараюсь не ходить. Страшно.
Мы уже спускались по лестнице.
- Полин, – я прервал ее, потому что в голову пришла шальная мысль. – у меня есть знакомый окулист. Может быть, сходишь к нему? Давай телефон. Я с ним договорюсь и тебе перезвоню.
Она пожала плечами и продиктовала номер. Я вбил его в память трубки.
Мы вышли на улицу. Было уже темно. Из переулка нам маякнули фары. Автомобильный силуэт показался мне странным.
- А какая машина у твоего Степана?
- Бьюик Электра 59-го года. Кабриолет.
«Охренеть можно» - подумал я.
В свете уличного фонаря цвет машины казался черным. Огромные плавники задних крыльев, решетка радиатора размером с хороший бульдозерный ковш. За рулем сидел парень. Может, чуть постарше меня. Честно сказать, водитель старинного «Бьюика» мне всегда представлялся челом вроде Траволты из «Гриз» или еще каким-нибудь соответствующим персонажем. А этот был обычный крендель в футболке.
- Михаил. Степан. - представила нас Полина.
Мы пожали друг другу руки. Полина села на передний диван, я полез на заднее сиденье.
- Там ветошь лежит. Протри, а то за день пыли насыпало… - Стёпа обернулся ко мне. Я нашел тряпку и слегонца обмахнул стеганую кожу. Потом сел и захлопнул дверь. Машина вырулила на проезжую часть и плавно покатила к Красной Пресне.
- А в багажнике трупа нету? А то у меня такое чувство, что я в каком-то голливудском фильме.
- Много смотришь голливудских фильмов? – Полина обернулась, улыбаясь. Мягкий ход машины потихоньку заваливал меня вбок. Хотелось упасть на диван, перекинуть ноги через дверь и смотреть на проплывающие мимо московские дома.
- Ну, смотрю, конечно. А кто их не смотрит?..
- Это «Трабл Баунд». – вмешался Степан. – С Майклом Мэдсеном и Патрицией Аркет. Только там Линкольн…
Кто бы сомневался, что владелец Электры с ходу идентифицирует детройтские машинки.
- Как оттопырились на «Элвисах»?
Ветерок, огибавший лобовуху, шевелил прическу Полины и доносил до меня слова разговора и музыку из магнитолы. Опять играло какое-то рокабилли. Я вспомнил, что Степан сам собирался на концерт
Мы с Полиной ответили в один голос:
- Нормально. - это она.
- Супер. Просто супер. – это я.
Мы уже шпарили по Садовому кольцу. Как поезд-призрак ныряли в тоннели и перестраивались из ряда в ряд. Автодредноут мягко покачивался на волнах московского асфальта, иногда глиссируя как торпедный катер на особо зверских ухабах. Остатки алкоголя выветривались из моей кровеносной системы. И тут в организме включилось фантастическое чувство – хотелось ехать вот так всю жизнь, чтоб никогда не заканчивались - ни ветерок, ни музыка, ни мелькающие фонари, ни тени на подсвеченных фасадах . Впечатление от разговора с Полиной, ее проблемы с зеркалами забились куда-то далеко в подвал сознания, и сам тот разговор казался далеким температурным бредом.
Машина лихо повернула на Люсиновку и сбавила ход. До меня донеслись слова Полины:
- Нет. Я же сказала – в Питер не поеду. Не уговаривай.
На светофоре перекрестка с Павлом Андреевым машина остановилась Степан обернулся:
- Загоняешься на рокнролле?
-Ну, типа того, - объяснять про Коляна совершенно не хотелось, - не слушать же арэнби…
- Да уж. Слушай. У меня два билета на питерский концерт Роллингов. Не хочешь съездить? В следующие выходные. Я с Полинкой хотел, но она не может. У нее к Питеру идиосинкразия…
Машина тронулась. Хм… Питер… Роллинги… В принципе – чего бы и не съездить? Послушать вживую «Пэйнт ит Блэк» и «Гет аут…»… Да и Питер – город хороший… Только неожиданно как-то. Чувак незнакомый. Хотя, вроде, не псих, не упырь…. Но все равно… Что ж у него друзей, что ли, нету? Или он меня зовет, потому что «дизайнер»? Я мысленно посжимал возле ушей кавычки из пальцев. Хе-хе. Да вроде, не похож…
- А чё… Можно съездить. Как говорится, до пятницы я совершенно свободен.
- Гут. Договорились.
Мы свернули уже на Нагорный проезд. Просвистели по нему и помчались по Нагорной улице. Степан свернул в какой-то двор и подогнал машину к подъезду Полины. Она вышла, сказала «пока» и, доставая из сумки ключи, поднялась на крыльцо. Когда пятисоткаратный бриллиант скрылся за железной дверью, Степан сказал, чтоб я садился на переднее и показывал дорогу.
- В бардачке билеты – на концерт и полинкины на поезд. Поменяешь на вокзале. С тебя пять с половиной косарей.
Я открыл бардак и забрал аусвайсы.
- Деньги в поезде отдам.
- Не вопрос.
Шустро пропылили по Нагорной и Нахимовскому. Повернули на Азовскую. Я молчал, но на языке вертелся вопрос. Наконец он не удержался и соскочил:
- А чего ты себе такую тачку взял?
Стёпа ухмыльнулся:
- Законный вопрос. Просто если хочешь приподняться в нашем деле – надо на каждом шагу излучать креативность. Или хотя бы эпатаж. Это как надпись на футболке – если у тебя написано «Панкс нот дэд» - ежу понятно, что ты за птица. А если ты дизайнер, то ездить на «Авенсисе» или «Мурано» - все равно что натрафаретить на майке – «Я хуевый дизайнер! У меня нет фантазии, даже чтобы придумать себе фишку!»
Я похлопал ладонью по дверце. Убедительно, конечно. Но этому роудмонстру почти полтос. Как он вообще перемещается в пространстве и не разваливается? Или я говорил вслух, или Cтёпа читал мысли:
- Это точная копия «Электры-59». Кузов пластиковый, даже бамперы и хром. Стекла на заказ. Двигатель мериновский. Зверь, в-общем.
- А вещи не тырят? Крышу не режут?
- Неа. Пиетет к таким машинам серьезный. Тебе какой дом?
Мы уже пересекали Каховку. Я показал свой дом. Степан остановил машину. Мы попрощались и разбежались каждый в свою сторону. До субботнего поезда.
***
На часах уже было начало второго. Но я включил компьютер и набил в поисковике «кароль буке». На экран вылезла куча статей каких-то киносайтов. Я ткнул в первый попавшийся, и на пол-экрана вынесло морщинистое хлебало какой-то тощей жабы. В списке фильмов нашелся «Только для ваших глаз». Судя по остальному творческому наследию Буке, ее карточка была мне знакома именно по этому шедевру бондианы. Остальные произведения американской и французской киноиндустрии с ее участием были мне абсолютно неизвестны. Ну, понятно.
Я стал тыцкать в другие фильмы. Какие-то «Холодные закуски», «Бинго-Бонго»… Порывшись поглубже в недрах интернета мне все-таки удалось найти фотку юной Кароль. Действительно, похожа на Полину.
Пришлось копаться в локалке. Оттуда качнулись Джеймс Бонд и комедия с Челентано. Включив последнюю, я проматывал нудную шлоебень про чела из джунглей и разглядывал только сексапильную девицу-зоолога в исполнении Буке. Я уже начал путаться – где Полина, а где французская секс-бомба - мне уже казалось, что это Буке сидела со мной в баре «Апельсина», а Полина в прямоугольнике монитора обнимается с диким волосатым итальянцем. В конце концов, я не выдержал, выключил комп, упал в койку и уснул…
Снился мне совершенно дурацкий сон. Типа, я, вроде Джеймса Бонда, забираюсь на огромную трехсотфутовую яхту, скидываю акваланг и ласты, нахожу на верхней палубе загорающую Полину, беру ее на руки и несу в каюту. Там снимаю с нее лифак, потом стягиваю трусы, раздвигаю ей ноги, но вместо характерной складчатой щели между ними оказывается гнездо для штекера наушников. Я сбрасываю гидрокостюм и вижу, что вместо хуя у меня торчит искомый штекер. Я засаживаю его в гнездо, и в ушах начинает играть рокабилли… «Вайлд догс оф Кентукки».
Фредди Крюгер пугал детишек и то слабее. От продолжения кошмара меня спас будильник.
***
За завтраком я разглядывал билеты на концерт и на поезд. Хм… Выезжаем 28 июля в 23-00, приезжаем в 7-30, начало концерта в 19-00 на Дворцовой площади. Будет, значит, время полазить по Питеру, разговеться в каком-нибудь кабаке… И вечерней лошадью – нах Москау. Поезд в час ночи. Хватит еще времени помочь таджикам убрать мусор с площади. Хе-хе. И даже останется…
В понедельник народу в метро было немного. Поезд быстро прошивал подземное пространство, выкидывая и всасывая на станциях пассажиров. Я зевал, не выспавшись после вчерашнего, и думал, что надо будет на работе порыться в тырнете и посмотреть еще «Бьюик Электру». Обязательно. Мне казалось, что именно в автомобиле Степана кроется какая-то непонятная мутная фигня. Тем более, что есть какие-то лженаучные теории, которые пытаются вывести закономерности характера автовладельца из марки тачилы. Я снова зевнул и открыл очередную Америку: самая любопытная штука в жизни – это лженаучные теории. Потому что они дурацкие и притягивают внимание не меньше, чем уродство. Я вспомнил гоблина с огромной фиолетовой бородавкой на щеке и решил, что коэффициенты любопытности бородавки и какой-нибудь шняги типа Карнеги примерно одинаковы.
***
Первым делом на рабочем месте я отписался Вовану, что встретил на концерте девку из метро. Он отреагировал вялым «Угу. Будешь ебать – сними на видео. Гляну». Видно, выходные Вова провел бурно. Потом я полез в тырнет и уже почти нарыл галерею бьюиков с какого-то фанатского сайта, как навалилась работа и вернуться на эту страницу мне удалось только к вечеру. Перед уходом я позырил картинки и прочитал, что в Америке был даже такой термин «владелец Бьюика» - синоним респектабельного зануды, а уж «жена владельца Бьюика» - это по-американским меркам вообще полный атас – женщина, вышедшая замуж за парня с Бьюиком нуждалась в серьезной рихтовке мозга. В-общем, понятно было, что «бьюик» -это противоположный полюс от всяких там хиппи-шмиппи и байкеров-шмайкеров.
Полузагруженный всей этой байдой, я вышел из офиса, взял на «Полянке» две бутылки пива и зашел на посадку в сквере у Георгия Димитрова.
Не успел я еще коснуться пердаком лавки, как рука сама достала мобилу, нашла в записной книжке номер Полины и нажала на «вызов». После двух гудков в трубке раздался ее голос:
- Алё!
- Привет, Поль! Это Миша. Слушай, я тут на Ленинградском вокзале. Мне в кассе сказали, что билет может сдать только владелец. Не можешь подъехать? Я понимаю, конечно, что поздновато… но…
- Я сейчас, в принципе, еще на работе. Могу быть на «Комсомольской» минут через двадцать. А ты не спрашивал своего знакомого окулиста про зеркала?
Блин. Забыл совсем, что гнал давеча. Синдром Мюнхгаузена с метастазами.
- Спросил. Ну, сейчас подъедешь к кассам Ленинградского – всё расскажу. В-общем, у касс через двадцать пять минут. – и отключил трубу.
В это время я уже выкидывал недопитую бутылку пива в помойку на остановке троллейбуса и быстрым шагом перемещался к станции метро. Мне надо было успеть на вокзал раньше Полины и разнюхать что к чему. Где и как меняют билеты, я вообще себе не представлял.
В кассовом зале Ленинградского от окошек торчали небольшие цепочки очередей. Девицу, похожую на подружку Джеймса Бонда нигде видно не было. Я нашел возврат билетов и занял место за мужиком с волосяным хвостом на затылке. Передо мной тусовалось три человека, но, судя по нервному притопыванию хвостатого мужика, тетка, стоящая раком у амбразуры, уже давненько выясняет судьбу своего вояжа.
Мыслей - чтобы такого насочинять Полине о ее таиственной глазной болезни - в голове не находилось, сколько не искал. Вся надежда была на вдохновенный экспромт. Если бы я знал, что она придаст какое-то значение моим словам о докторе-окулисте, я бы смотрел в сети не картинки допотопных автомобилей, а нетсёрфил бы офтальмологические сайты. А теперь придется грузить девку патентованным гоневом.
В стеклах кассовых кабинок был виден зал. Я смотрел на свое изображение и представлял – ну вот нет у меня отражения. Нет и всё. Ну и что? Неужто я бы как герой Шварца начал бы истерично метаться по королевству? Ну, у Христиана–Теодора были реальные проблемы с его тенью. Прямо как у Гоголя или Достоевского. Даже хуже – она, падла, голову ему отрубила,. А так… ну нет отражения и нет… Я оскалился. Потом показал отражению язык. Потом благоразумно, как Крошка Енот, ему улыбнулся. Фигня, в общем. Жили люди и без зеркал.
Наконец ракообразная тетка оставила администратора в покое и с недовольной рожей растворилась в пространстве. Очередь продвинулась. Я развернулся к своему Теодор-Христиану спиной и облокотился на подоконник. Тут-то и появилась Полина. Она шла по залу прямо ко мне, но я на всякий случай изобразил асану «свободная касса». Красавица кивнула, но ни на узел не прибавила скорости.
В голову заглянула запоздалая прагматичная мысль, что неплохо бы пожевать жувачку, чтобы не было вони из пасти или пивного перегара. Но мысль тут же куда-то улетучилась.
- Привет, - сказала Полина.
- Привет. А за мной еще четверо занимали.
Она пожала плечами:
- Скажешь, что я с тобой.
Наша очередь продвинулась еще на одного человека. Мы отвоевывали пространство как в позиционной войне – по сантиметру. Чтобы оттянуть момент неприятного разговора про окулиста, я как можно участливей спросил:
- А чего это тебя от Питера вдруг выворачивает? Несчастная любовь, что ли?
- Да нет. Мне там нос сломали. Полтора года назад к однокурснице ездила в гости зимой. На каникулы. Три дня у ней на даче просидели – Новый год встречали, веселились, а потом поехали в город. Я съездить в центр хотела. Подруга в Автове живет. Вышла из дома, только за угол повернула – двое каких-то парней подбежали - хотели сумочку у меня вырвать. Я в нее вцепилась насмерть – перед праздниками только телефон себе новый купила. Так они меня по голове ударили, на землю повалили и лицом об лед колотить стали. Весь кости в носу раскрошили. И синяки потом были как у панды…
Представив как ее колошматили головой о промерзшее питерское болото, я вздрогнул. Какое-то гестапо. Совсем питерские панки охуели. Такую девку убивать за телефон…:
- Жесткач…
Ничего умнее я придумать не смог.
- Да ладно. Пластическая хирургия творит чудеса.
За неспешной светской беседой подошла наша очередь к кассе. Я отдал билеты и два паспорта и попросил тетку в окошке поменять персоналии - отправить в северную пальмиру вместо гражданки Коробовой гражданина Аксенова. А потом вернуть его обратно. Тетка содрала с нас комиссионные за сдачу и выдала новые билеты.
Я проверил данные и спросил:
- Крови-то много было?
Полина удивленно моргнула:
- Всю дубленку заляпала. Ты, давай зубы мне не заговаривай. Рассказывай про глазника.
Мы уже выходили на Комсомольскую площадь. Перед глазами буйная фантазия рисовала картины уличного насилия: девушка в забрызганной кровью дубленке, оскаленные бешеные наркоманы, трясущие безвольное тело. Руки, вцепившиеся в сумку с мобилой как квотербек в «дыню». Волосы, намотанные на кулак. Резкие удары лицом об лёд… Я по-лошадиному встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение:
- Ну, короче глазник сказал, что… - я смотрел на ее нос и пытался найти на нем следы пластической операции – нос как нос. В точности как у Кароль. - … что явление редкое, конечно, но объяснимое. Короче, глаз – это оптический прибор вроде фотоаппарата. Оптика (хрусталик и роговица) и светочувствительная матрица – глазное дно. И всё это крепится к башне с помощью глазного нерва. А в месте крепления глазного нерва к глазному дну есть участок, не обладающий светочувствительными свойствами…
Полина внимательно слушала всю эту ахинею, удачно всплывшую в памяти – у бати моего валялась книжка «занимательная физика», где вся наука была прописана для пэтэушников. Я прочитал этот разваливающийся букварь за один день. И умудрился запомнить пассаж про строение глаза.
-… и этот участок создает при взгляде слепое пятно, которое…
Лицо Полины было бесстрастно как у Кароль Буке, изучающей рефлексы Челентано, но мне казалось, что она уже записала меня в безнадежные зануды. Что ж за непруха-то этой девке – то физиономию размажут по поребрику, то в мозг оттрахают. Но остановить лекцию я уже не мог:
-… досчитывается мозгом как вывалившиеся куски мозаики. Поэтому слепого пятна никто не замечает…
Мы стояли напротив вокзала у остановки такси. Из желтой «Волги» какие-то мужики в штормовках и кедах выгружали тюки с байдарками и огромные двухпудовые рюкзаки с тушенкой. Сейчас сядут на петрозаводский или мурманский поезд и ломанут в карельскую тайгу ловить рыбу и убивать комаров…
- …а у тебя видимо из-за стресса – ну, новое лицо, все такое, мозг просто не достраивает картинку, а наоборот – в качестве защитной реакции наводит это слепое пятно на собственное отражение в зеркале, а доделывает только фон за головой. Вот тебе и синдром Дракулы.
Байдарочники уже взвалили всё свое имущество на спины и скарабеями двинулись к дубовым дверям, а Полина всё молчала. Обсасывала информацию. Интересно – поняла она хоть слово из всего, что я ей наговорил? Я дал ей тайм-аут чтобы сосредоточиться и переварить услышанное, а сам тоже занял свой мыслительный аппарат раздумьями – колготки сейчас на ней или чулки? В июльскую жару, конечно, странно, что ноги не голые, но в этих банках изуверы-начальники всегда по-черному прессуют персонал дресс-кодом. У нас тоже девки жаловались, что «все люди как люди - в сарафанах на босу ногу, а мы как марфушки-дурищи потеем – в офисе под кондеем еще ничего, а на улицу выйдешь – вылитая ебанашка – пиджак, чулки, закрытые туфли».
- Звучит неплохо, - отвлекла меня Полина. – Выходит, мне не окулист нужен, а психиатр.
Меня восхитила ее способность строить стройные логические выводы на основании довольно сумбурной информации.
- Ну, типа того. – я смутился. Неприятно говорить человеку, что у него крыша надета криво как десантный берет. – Но ты не расстраивайся. Это, наверное, после сотрясения мозга в Питере.
И невпопад добавил:
– Может, погуляем? Погода-то какая хорошая…
- С удовольствием, но в другой раз. Сейчас надо ехать к Стёпе. Мы с ним договорились…
А собственно, на что я рассчитывал? На жесткое порно в интерьерах гостиницы «Ленинградская»? На скорострельный минет в подворотне? На жаркую еблю в последнем вагоне кольцевой линии под стоны и крики «я хочу тебя с того самого мгновения, как твое колено угодило мне между ног!!!»? Смешно. Это все равно, что покупая билеты на поезд, мечтать о сексе с проводницей. Такой проводницей, какой ее изображают на плакатах РЖД.
- Ну, ладно. Всех благ. Спасибо за помощь. Передавай привет Степану.
- В субботу вы с ним уже увидитесь. – Полина посмотрела на вокзальные часы. – Я в метро.
Я понимал, что вариантов пересечься у нас практически уже не остается. Стало грустно. Как бывает, когда кто-то увольняется с работы. Но провожать 20 метров до метро и ехать с ней до пересадки не хотелось. Долгие прощания – лишние слёзы. Поэтому я придумал себе дело:
- А мне надо один вопрос тут решить. На Спартаковской. Пешком пойду. Так что – пока.
- Пока.
Полина развернулась и пошла к «Комсомольской». Сзади на юбке у неё был разрез. Такой глубокий, что было видно, что это чулки, а не колготки.
- Поль!
Она повернулась и выжидающе поглядела на меня. В три четверти – вылитая Кароль.
- Я, кстати, посмотрел фильм с Буке сегодня ночью. Реально – одно лицо.
- Спасибо. Очень приятно слышать.
Она ждала какой-то информации, но мне в голову не приходило ничего, кроме идиотской фразы «а не перепихнуться ли нам?». Стоять с открытым ртом было глупо, поэтому я снова положился на импровизацию подсознания и отключил разум. Подсознание выдало, на мой взгляд, неплохой вариант:
- Я подумаю, как решить проблему с зеркалами. А то ведь это же неправильно, что девушка не может посмотреть на себя…
- Если что-то придумаешь – звони.
Вот это уже другой разговор. Я махнул ей рукой и пошел в сторону проспекта Сахарова.
***
На следующий день за завтраком я включил телевизор на холодильнике и пока разогревались макароны с мясом, прокачал утренние информационные передачи. На первом и четвертом в студиях парились какие-то мерзкие твари с лицемерными улыбками; на московском ведущие нудно обсуждали городские дела, а вот на «России» очень симпатичная девица в коротком платье лезла с вопросами к какому-то пожилому актеру. Судя по ее репликам, актер был мегазвездой, но мне его рыло было абсолютно неизвестно. А вот личико дознавательницы напомнило кого-то очень и очень знакомую. А когда ведущие сообщили, что в гостях у Дарьи Спиридоновой был такой-то, я сразу вспомнил, как Вован говорил про Оксанку с ресепшна, похожую как две капли воды на Дарью из телевизора и что-то еще про блядскую улыбку… Да уж… какая-то, бляха-муха, атака клонов. Надо будет зайти сегодня на ресепшн и приглядеться к Оксанке.
***
На работе на меня свалилась нештатная загрузка, и я уже было совсем отвлекся от этой запутанной истории, как вдруг, забежав к секретарям закинуть документы для отправки курьером, столкнулся взглядом с Оксанкой. Она смотрела на меня из-за оборонительных укреплений - стойки и монитора – и улыбалась. Я отдал девчонкам бумаги, заполнил заявку на курьера и, облокотившись на стойку, спросил:
- Оксан! А тебе Вован не говорил, что ты похожа на Дарью Спиридонову с российских «Вестей»?
Оксанка перевела глаза на монитор и заелозила мышкой по столу. Потом пару раз клацнула кнопкой мышильды и насколько можно повернула ко мне дисплей с фоткой сомнительного качества. Но без сомнения - лицо девахи с фотки и Оксанкино были тождественны.
- Калымишь на телевидении?
Оксанка засмеялась, сверкая зубами:
- Ага. На полставки. В утреннем эфире. Как раз успеваю приехать из Останкина к 9-00 в офис.
- Уф. – я смахнул со лба бутафорский пот. – хорошо, что вы с ней – один и тот же человек, а то меня уже высаживает тема, что вокруг одни клоны…
Оксанка притворно нахмурилась и с преувеличенной обидой спросила:
- Значит, ты думал, что я – клон Дарьи Спиридоновой? И вот кто ты после этого?
Неожиданный поворот событий. Никак не могу привыкнуть к тому, что девки из всего могут устроить скандал. Хорошо, что это шутка, а то не избежать бы мне участия в истерике-лайт.
- Ну, наверное, после этого я - параноик-шизофреник. Но ты сама прикинь – позавчера на концерте встречаю девицу, то-сё, разговорились. И она мне заявляет, что она – клон какой-то французской кинозвезды. Нормально, нет?
- Сумасшедшая. – Оксанка прищурила правый глаз, прикидывая, видимо, насколько можно считать крутым знакомство с безумной девицей-клоном. – Хотя есть тысячи людей-двойников знаменитостей. Каждый сходит с ума по-своему.
- Ну да. Только тут история сложнее. Это тебе не плюшевые Элвисы. Она не сама хочет быть похожей на знаменитость. Это ее крюк заставляет…
Тут на столе секретарей зазвонил телефон, и Оксанка протянула руку к аппарату.
- Слушай, Миш, у меня к тебе есть дело одно. Я как освобожусь немного – тебе позвоню – поговорим. Ок? – Она взяла трубку. – Добрый день. Оксана.
Я кивнул. Ответом было дерганье губами, имитирующее поцелуй. Вот так всегда бывает – то нет-нет, а то вдруг охапками… Девки повалили неожиданно как июльский снег. Впрочем, где-нибудь в Аргентине снег в июле – совершенно нормальная фигня. Раздумывая – что у Оксанки ко мне может быть за дело – и надеясь, что это дело носит несгибаемо сексуальный характер, я двинулся к себе на этаж.
***
Ближе к вечеру, когда нетерпение и любопытство только-только меня отпустили, позвонила Оксанка и предложила после работы пройтись пешком до Боровицкой и обсудить тот самый вопрос. Мы забили стрелку на углу Толмачевского и Старомонетного, который во всем нашем офисном центре назывался Староминетным, в районе половины седьмого.
Неловко, конечно, получилось, но на точку я пришел позже Оксанки. Она с увлечением жала на кнопки телефона и, вроде бы, совсем не скучала.
- Привет!
- Привет. – она запихнула телефункен в сумку. – К Боровицкой?
- Ага.
По Старомонетному то и дело проезжали машины. Мы дождались зазора побольше и зашагали в сторону Москва-реки.
Оксанка как-то мялась и не знала с чего начать разговор. Молчать было тоже не ахти как удобно, и я для затравки спросил ее об отпуске. Оказалось, что в отпуск она идет через пару недель и уже написала заявление. Я в свою очередь рассказал, что собираюсь в выходные на «Роллинг Стоунз» в Питер. И беседа наладилась – Оксанка поделилась прошлогодними осенними впечатлениями от Северной Пальмиры, в которую ездила с подругой. Тут уже было совершенно органично спросить – а что собственно за дело вывело нас из замоскворецких переулков на водоотводный канал, Лужков мост, памятник Репину и еще к какому-то новому монументу, похожему на парад уродов:
- А ты говорила, что у тебя есть дельце какое-то вроде.
Оксанка взглянула на фонтан, мимо которого мы шли к Каменному мосту, и начала объяснять, смущаясь:
- Ну, у брата моего… старшего… у него, короче, два ресторана. На Покровке и на Спиридоновке.
Вот нет бы прямо сказать – «Миша! Давай займемся сексом», если уж воспитанным девушкам претит слово «ебаться», так ведь нет же – придумала какую-то фигню про брата, про рестораны… Ну, ладно. Сейчас было не самое подходящее время для борьбы с женской застенчивостью. А она все глубже влезала в рассказ о брательникове бизнесе:
- …А ему клиенты начали жаловаться: ресторан круглосуточный, а ночью отношение к клиенту нездоровое – на второй этаж не пускают, администратор на жалобы не приходит. В-общем, надо придти в ресторан ночью, часа в два и проинспектировать – как у них идет обслуживание поздних клиентов.
Оксанка выговорилась, и почувствовалось, что ей стало легче. Вроде как пучит-пучит, да так, что пополам складывает, а потом продрищешься хорошенько - и мир снова сверкает изумрудами. Чтобы помочь ей я изобразил полное понимание ситуации:
- Он тебя попросил позырить как там и что, а тебе пойти не с кем? – может быть, я и не был безукоризненно деликатен в выражениях, но надо же было прояснить ситуацию вплоть до мелочей. – И ты зовешь меня?
Мы уже почти прошли Большой Каменный мост и остановились на площадке с видом на Водовзводную башню.
- Если ты не можешь – так и скажи. – Оксанка, само собой, понимала, что никто отказываться не будет - просто брала на понт. Но мне-то нужно было от нее признание, что она выбрала мою скромную персону для ночных посиделок в ресторане не просто так - с бухты-барахты, а осознанно и целенаправленно. Но, понимая всю нелепость таких притязаний, я забубнил, виновато пожимая плечами:
- Не… Могу, конечно, без проблем. Даже интересно – типа мы с тобой шпионы и работаем под прикрытием – разоблачаем шайку террористов… В ресторане, кстати, какая кухня?
Оксанка вмиг повеселела:
- Восточная. Значит, так. – Мы пошли дальше к метро.- Андрей (ну, брат) снабжает нас 10 000 рублей. Мы должны придти в 2 часа ночи и заказать какие-нибудь сложные блюда, но в пределах бюджета. Потом докопаться до какого-нибудь косяка и вызвать администратора. Потом история повторяется в следующем заведении. Встречаемся сегодня…
- Сегодня?... – такая шустрость меня несколько обескуражила. Не сказать, что я тяжел на подъем, но вот так, сразу, кавалерийской атакой, не люблю дела делать.
- Извини, не знала, что у тебя сегодня планы на ночь. – Оксанка надула опять прессинг и блеф, но я по-прежнему вёлся как дебил. Эти девки - такие хитрые твари – облапошат в три секунды. Но быковать не хотелось - мне пришла в голову мысль, что ночь можно завершить при удачном стечении обстоятельств хорошим трахом (ведь не зря же затеяна эта катавасия с рестораном), и быстро включил заднюю:
- Сегодня как раз отличный день. Давай я за тобой заеду где-нибудь полвторого. Диктуй адрес.
Она жила на Полежаевке, проспект маршала Жукова. Я забил адрес и телефон в контакты. Потом мы решили прогуляться до Пушки, чтоб технично разъехаться по домам без пересадок. Где-то в 8 вечера мы разошлись: она - на «Пушкинскую», я – на «Чеховскую». Оксанка махнула рукой и сказала, что от ужина лучше воздержаться – поберечь аппетит на ночь. Сожрать придется много.
****
Меня разбудил будильник. Вставать в час ночи было западло, и хотелось поваляться чуток, потому что глаза слипались и из койки не вылезалось. За окном по жестяному козырьку барабанил дождь и энтузиазма он, как говорится, не прибавлял. Я позвонил напарнице по шпионским страстям и сказал, что выхожу. Она то ли не спала, то ли спросонья всегда свежаком, но бодро и совсем не сонно ответила, что начинает собираться.
Я оделся, прополоскал пасть и выдавив немного зубной пасты стал чистить язык. Когда щетка долезла до самого корня, блевотный спазм чуть не вывернул мненя наизнанку, но я его удержал в брюхе. А потом вдруг зачем-то вспомнил лужу блевни у подъезда, и тут уж желудочный сок подскочил к самому горлу. Еле перехватив харч-десант, я выругался, снова прополоскал рот и, сплюнув, пошел на выход.
Выйдя из подъезда под дождь и открывая зонт, я не сразу понял, что происходит на тротуаре. Потом догнал – под пестрым зонтом какая-то девица огромной малярной кистью подправляла надпись про Иришку, любовь и огромное пламенное сердце. Художница была вся в своей работе, и дождь молотил слишком громко – ее не потревожили открывание-закрывание двери, щелканье моего зонта и шлепанье моих шагов по мокрым ступенькам. Я подошел почти вплотную. Девица сидела на корточках задницей ко мне. Краска плохо ложилась на мокрый асфальт, и девчонке приходилось буквально тереть надпись кистью.
- Бог в помощь! – сиплым голосом мультипликационного волка пожелал я успехов в труде.
Девчонка обернулась и выпрямилась. Вот те раз. Соседка с верхних этажей. Мы с ней часто встречались в лифте. Мне сразу пришел в голову каламбур «соседка-отсосетка». Как ее родители ночью из дома выпускают, маляршу-лесбиянку? Куда катится наша сраная планета… Розовая пантера, блин. Парней им, что ли не хватает? Такая маленькая а уже однополой любовью занимается. Шальные мысли-скакуны метались по непроспавшемуся мозгу в лихорадочном броуновском движении и всячески старались избегать конструктивной деятельности.
- Спасибо, - капли дождя разлетались в мелкие брызги на ее зонтике, сверкая в желтом фонарном свете. С кисти потянулась сопля белой краски. – А вы куда на ночь глядя?
- Нельзя спрашивать «куда». Дороги не будет. Надо говорить «далеко ли?» - назидательно вертя пальцем, ловко уклонился я от прямого ответа. – А ты чего тут наскальной живописью балуешься? А я все думал – кто такая эта Ирочка, что ей на асфальте в любви признаются… А тут такая подъездная Санта-Барбара… - и мысленно добавил: «лесбийская, блядь».
- Ирочка – это я. А вы – Миша из 142-й.
От удивления опустил зонт на плечо. По голове тут же побежали дождевые ручьи, и резко зачесалась голова. Одна красавица в зеркале собственного еблета не различает, другая по ресторанам в ночь-полночь водит малознакомых сослуживцев, третья – ваще отмороженная как трупик мамонтенка – кентервильским привидением каждую ночь подправляет пятно на полу.
- Ты, чё ж, сама себе пишешь признания? А на вид вроде на сумасшедшую не тянешь…
Ирочка обошла меня и начала подниматься на крыльцо. От нее разило маляршей-молдаванкой. Кто-то, может быть, и любит запах краски, но лично я его не перевариваю. Мои родители постоянно делали в квартире ремонт и это, как говорится, «многое объясняет».
Девица сложила зонтик, поднесла ключ-таблетку к клавиатуре домофона и потянула ручку двери с видом избалованной, пресыщенной владелицы нефтяной империи.
- Вы, Миша, ничего не понимаете в мужской психологии. Спокойной ночи. – и вошла в подъезд. Доводчик медленно закрыл за ней ворота замка.
- Спокойной. – пробормотал я, поднял зонт над головой и пошел в сторону Каховки ловить тачку. Интересно, знали ли консьержки про ночные забавы подъездной золотой молодежи или дрыхли, вообще не обращая внимания на бурный водоворот событий? Впрочем, я бы на их месте тоже бы спал. Ну не все ли равно – кто там чего выписывает на асфальте? В конце концов у нас свободная страна.
***
На Каховке движение было вялое. Полторы машины в час, не больше. Моя торчащая рука ни у кого не вызывала приступа жадности. Хотя в это время все нормальные люди уже спят, а по улицам рассекают только бомбилы. Не успел я и подумать все эти мысли, как возле меня уже остановилась девятка с запотевшим стеклом. В ответ на победное «Маршала Жукова» и купеческое «не обижу» водила молча кивнул, я упал на шклявое сиденье и мы, развернувшись, помчались в сторону Севастопольского проспекта.
От нечего делать я разглядывал салон автомобиля – дребезжащая торпеда, какие-то проводки из магнитольского гнезда, рваный кожзам под ручкой КПП. Настроение, и так не бог весть какое, окончательно скуксилось от такого антуража. Ночные улицы я не мог разобрать сквозь мутное стекло – то ли водитель жалел бензина на печку, то ли она у него не работала. Как он различал дорогу сквозь туман и бешено прыгающие дворники – я, хоть убей, не понимал. Правда, бомбила иногда, на светофорах, просовывал левую руку куда-то под сиденье, доставал тряпку и протирал небольшой участок стекла у себя перед носом.
Когда мы съезжали с третьего кольца, мимо шанхаистого Москва-Сити, я засек время – 26 минут второго. В принципе, в графике. Наша поездка и дождь прекратились одновременно. Подъехав к оксанкиному подъезду, мы молча расстались, обменяв 500 рублей на всё тот же беззвучный кивок. Предлагать водителю девятки новый вояж было неосмотрительно - уж больно опасные приключения. А мне и без этих закавык достаточно переживаний на ночь. Вся эта затея с шпионской ресторанной инспекцией уже казалась мне ужасно глупой. Ведь не дурачье же там работает – сразу просекут фишак – ведь такие ревизии, наверное, в ресторанном деле обычная рутина.
Пока я размышлял и разглядывал двор оксанкиного дома, засаженный тополями и заставленный машинами как лефортовский тоннель в час пик, она сама уже собралась и вышла ко мне. Оглянулась и спросила:
- А где машина?
- Машину я отпустил. Жуткий аттракцион. – Я аж поёжился. -Второй раз за ночь я его не переживу.
- Тогда пойдем на проспект.
На Оксанке были туфли из полутора ремешков. По лужам в таких топать – промокнешь – к гадалке не ходи. Вот она дилемма – девчачьи мокрые ноги или риск погибнуть в убитом жигуле. Я думаю, что многие девки выбрали бы второе. Лишь бы не простудиться - от сырости у половины из них на губах вылезает мерзкая короста. Без вариантов.
Взявшись под руки, мы, технично огибая лужи, вышли к проезжей части. Мгновенно рядом остановился старый пассат.
- В центр, командир. Двести псят до Спиридоновки.
- Идёт.
Мы сидели на заднем. В фольксе было удобно и тепло. Не напрягали даже шняжные песни Авторадио. Оксанка елозила по велюру, пытаясь натянуть юбку пониже, но у ней ничего не получалось – колени и бедра белели в полутьме и прямо таки звали погладить их тщательно эпилированную поверхность.
Водитель на светофорах оборачивался и подмигивал мне, дескать «Ну ты чё, баклан, давай хватай ее за трандень! Не тушуйся! Дело молодое. Отсосет тебе прямо в пассате! Как леди Ди своему Додику!». Но чем шире ухмылялся этот весельчак, тем больше я стремался погладить девичий окорочок. Вся надежда была на ресторан – выпить, закусить… вобщем – ввязаться в бой, а там посмотрим…
Машина остановилась возле кабака. В витринах были наставлены всякие восточные штуки – резные шкатулки, персидские ковры, бронзовые канделябры. Над дверями светилось неоном название «Исфахан». Я не успел как следует рассмотреть всю эту арабскую экзотику, как Оксанка выдала шоферу две сотни c полтосом и выпихнула меня из салона на пустую улицу. Только где-то вдалеке, ближе к Садовому, бригада таджиков и бульдозер укладывали асфальт. В прожекторном свете их силуэты то ныряли, то выныривали из пара. Дорожники как будто спецом выжидают осадков, чтобы заняться ремонтом дорог.
Я обошел машину и галантно помог даме покинуть лимузин и подвел ее ко входу, где охранник осмотрел наш внешний вид. Тут же от стойки бара отклеилась официантка и проводила нас за столик в углу.
- Мы хотели бы сесть на втором этаже. – Оксанка принялась выполнять миссию прямо с порога заведения.
- Извините, но ночью второй этаж не обслуживается. – Официантка терпеливо смотрела на нас – «какие еще будут невыполнимые пожелания?».
В принципе, ничего страшного. Мандраж перед неизвестностью понемногу ослаблял хватку. Сейчас сядем, поедим. Обслуживание будет великолепным, еда фантастической и никого не надо будет напрягать. Я посмотрел на Оксанку. Она улыбалась совсем не так благодушно – видно, собралась по честнухе отработать десятку косарей.
Приземлившись за стол, я, очень кстати вспомнив правила бонтона, вежливо протянул меню своей напарнице. И тут же милая официантка принесла мне другое. Я быстро заказал стейк, салат и пиво. Потом огляделся – кроме нас в зале была еще парочка – парень с девкой Они тусовались в темном закутке под резным золоченым навесом. А рядом с нами компания из четырех персонажей накуривалась кальянами, но, судя по небольшой суете - скоро они снимутся с якоря. Я, признаться, был удивлен – не думал, что по ночам в будний день людишки любят пожрать. Но, видно, не зря кабаки работают «эраунд дэ клок» - хватает в Москве голодных лунатиков.
Чтобы скоротать время, я сходил помыть руки. Компания кальянщиков потянулась к выходу, а моя спутница так и не определилась – что она будет заказывать на ужин. Мне уже принесли вилки-ножи, пиво и салат, а она все водила пальцем по строчкам меню. Такими темпами трудно будет прошерстить два кабакевича.
- Оксан, - я похлопал ее по коленке, - заказывай быстрее. А то скоро уж рассвет.
Она откинула волосы со лба и заговорщицки склонилась ко мне:
- Рассвет-не рассвет, а дело надо делать.
Ну, дело, так дело. Я поковырял салат. Черт его знает, как ночью есть всю эту хавку. Аппетита не было, несмотря на отказ от ужина.
Оксанка, наконец, выбрала чего-то. покрутила головой в поисках официантки и та бесшумно нарисовалась сбоку как привидение. Я даже растерялся – докопаться, похоже, нам совершенно не до чего. Заказ этой обжоры был как обеденное меню трех толстяков. Бесконечной чередой шли названия блюд персидско-закавказско-среднеазиатской кухонь: «мультук-кебаб», «тенгэ-ханум», «башлык-дольма» или что-то в этом роде. Понятным мне словом было только «плов». Ну и «зеленый чай», естественно.
Когда официантка ушла на кухню пугать повара, я наклонился к Оксанкиному уху и зашептал, выдыхая пивную отрыжку:
- Вот что, Ксюха! Дело такое – чтоб нас не раскололи, надо лучше шифроваться, согласна?
Она кивнула.
- Я тут придумал одну легенду. Короче, что за люди могут ходить по кабакам ночью? Это такие, понимаешь(сымитировал я ельцинский прононс), люди, которые вообще не могут расстаться ни на миг. Это страстно влюбленные (я чуть не добавил «без пизды») персонажи, которые постоянно держатся за руки, не спускают друг с друга томных глаз и постоянно обжимаются.
Оксанка молчала, и я продолжал наворачивать. Меня подхватило, крутило и тащило течением дальше:
- Если мы сейчас же не начнем целоваться, то наша миссия прогорит как УВД Самарской области. Ты, конечно, скажешь, что ресторан – это такое место, куда люди ходят есть, а не обжиматься, но я тебе отвечу – по нашей легенде мы такие влюбленные, что вообще не различаем географии и краев в деле любви не видим. Так что…
Несмотря на то, что в этот момент официантка принесла мой телячий стейк с картофельным пюре и изящно выставляла его на стол, я разместился на диванчике с подушками поудобнее и обхватил Оксанку за талию. Надеюсь, что со стороны мы выглядели действительно как влюбленная парочка, а не как маньяк и его проголодавшаяся жертва. Жертва, кстати, вовсе не сопротивлялась, а довернув голову на 15 часов, всосалась мне в губы дерзким и совсем не конспиративным поцелуем.
Не теряясь, я погладил ее бедро с внутренней стороны, и, уже совсем было добрался до трусняка, как вдруг почувствовал запах жареного мяса. Еле оторвав от себя голодную нимфоманку и шепнув , что для легенды пока достаточно, принялся за свое пиво, картофель и говядину…
Так мы и продолжали – то обнимались и целовались чуть ли не с набитыми ртами, то ели, то сыто отвалившись на спинки диванов, зевали. Ночь приближалась к пол-четвертого, а у нас впереди был еще один ресторан, да и здесь мы не закончили нашего задания.
Наконец, выудив очередной раз мою руку из своего лифчика, Оксанка попросила у официантки счет и…
- И позовите, пожалуйста, администратора. – голос ее был как у Робеспьера – непреклонно-стальным.
- Хорошо, - ошарашено проблеяла официантка и скрылась в кулуарах за барной стойкой.
К нам вышла приятная девица в строгом офисном наряде с любезным выражением лица. Я вообще не люблю когда геморят персонал, а на лице моей спутницы была такая кровожадность, что Черная Борода заскулил бы от восторга, и мне захотелось забиться под стол, чтобы не видеть экзекуции.
- Мне не понравился ваш плов. – сухо сообщила инквизиторша. – Плов не должен быть таким. Плов должен быть другим!
Я был в шоке – с такими предъявами нужно идти к самому Путину. Такие важные и самое главное обоснованные претензии не обсуждаются на уровне ресторанных администраторов.
- Я передам ваше претензию повару, но…
Невыносимое чувство неловкости заставило меня вмешаться и попытаться разрулить эти *****тёрки:
- Лина! – я посмотрел на бэдж администраторши, - девушка, конечно, ужасная придира, но мне хотелось бы сказать, что в салате мне попался песок… И я хотел бы… не в качестве критики… Я вообще-то человек неприхотливый, но в качестве пожелания… хотел бы попросить, чтобы салат промывали более тщательно или поменяли поставщика овощных культур…
- Песок? – администраторша поняла, что попалась в руки сумасшедших приверед, которые сейчас будут медленно снимать с нее кожу, а потом так же медленно отрезать мышечную ткань по волоконцу, а когда мяса на костях не останется, примутся скоблить напильником по голым мослам, пока не насладятся своей садистской придирчивостью. – вам попался песочек?
- Ну да, песчинки. Они очень противно хрустели на зубах. А мою спутницу всерьез не воспринимайте. – Я перешел на доверительный шепот. – у нее менструальный синдром. Спасибо, что выслушали нас. Мы пойдем.
Оксанка в это время невозмутимо совала деньги в кожаную папку со счетом. Уж не знаю, что там думала администраторша по поводу наших маневров, но никакой гаммы чувств на ее лице не отобразилось. Наверное, и не с такими капризулями приходилось общаться.
Мы вышли на улицу. Ловить тачку на Спиридоновке ночью – все равно, что сидеть с удочкой над унитазом. На Бронной шансы были тоже невелики. Идти надо было к Садовому. Сориентировавшись по номерам домов, я направил экспедицию в верном направлении. Уже начинало рассветать, и утренний холодок приятно бодрил ослабленные недосыпом и жестким петтингом тела.
- Слушай, Окс, а как тебя родители на ночь отпустили в эти, блин, приключения?
Она зевнула и, покрепче обхватив мою руку, пробормотала:
- Они на даче. В отпуске. Я одна дома.
-А, может, не поедем во второй кабак, а поедем к тебе, например? – попытка ведь не пытка, но обязательная и дисциплинированная девушка мотнула головой. В моей голове тут же зародился следующий вопрос:
- А чего, брат тебя никогда не приводил в свои рестораны, что ли? Сдается мне, что это брехня. Давай выкладывай начистоту всю тему.
Оксанка вздохнула:
- Никогда не звал. Он - то в Марокко ездил за всякими штуками для интерьера, то дела какие-то решал. Он, скорей всего, и сам-то никогда в своих ресторанах не сидел…
Мое любопытство было уже не остановить:
- А на чем он у тебя так приподнялся? Нефтяную вышку продал, что ли?
- Он не рассказывал. Но его 5 лет назад арестовывали, и мы с мамой ему в Бутырку передачи носили. С шести утра очередь занимали. Три месяца его там держали, потом отпустили. А шили наркоту. Ну, у него были какие-то дела тогда. Но - видишь – ничего не доказали. Может, на наркоте и приподнялся потихоньку. Мы с ним мало общаемся. Он же отдельно живет. Иногда только приедет – племянника оставит и дальше куда-то… Да ладно. Ты лучше расскажи про ту девушку, которую заставляют внешность менять. Она красивая?
Мы уже выходили на Кудринскую. Я поднял руку и через несколько минут к нам подъехал логан-такси. «На Покровку» - это уже был какой-то калейдоскоп тачек, улиц, адресов, водителей, машин…
В машине я как мог связно рассказл Оксанке про Полину, про ее траблы и про странного ее друга с закидоном на Кароль Буке. Оксанка только качала головой и хлопала глазами. Как всегда, женщины смотрят в самый корень сути вещей и явлений:
- Как же она красится-то?
- С трудом. Как еще?
- Миш! А ты ведь ей обещал помочь… Может быть, ей от этого чувака надо бежать? А то она так совсем свихнется. Ты прикинь – если ее расстройство будет прогрессировать…
Я не понимал, к чему она клонит. Но явно - у нее была какая-то идея. И доморощенная психопатологиня не заставила долго ждать:
- Тебе надо с ней переспать, чтобы она думать забыла про этого своего Степана. – выдала она жестким как давеча с администраторшей голосом.
Я вообще-то надеялся, что мне в эту ночь предложат переспать совсем с другой девушкой. Но озвучить эту мысль не успел – машина свернула на Покровку и резко затормозила у очередного «Исфахана».
От оксанкиного демарша я немного припух и забыл не только правила бонтона, но и зонтик в машине (отсутствие девайса всплыло потом, задним числом).
В полчетвертого утра и охранник, и официантка, и бармен, уже наверное, совсем не рассчитывали на посетителей и тусовались возле стойки. Но с нашим появлением все взбодрились, рассосались по боевым постам, и дальнейшее обслуживание в этом филиале кулинарной империи лично мне показалось безукоризненным. Впрочем, окопаться на 2-м этаже нам не разрешили и здесь. Хотя это было бы очень кстати – первый этаж просматривался из-за барной стойки как Лужники с Воробьевых гор, а мне не терпелось продолжить атаки на фасы оксанкиных редутов.
После посадки Оксанка с важным видом начала разглядывать меню, как будто и не видела его полтора часа назад. Мне было все равно, что заказывать – в первом кабаке нажрался как минимум на полгода вперед, но ради блезиру задиктовал официантке какую-то «кунакхану» и кружку пива. После этого откинулся на подушки и, разглядывая, как моя спутница водит пальцем по ламинированным страницам, стал рассуждать про себя о ее странной идее насчет Полины: без сомнения ни одна девица в здравом уме всерьез не посоветует парню отодрать другую девку даже в психотерапевтических целях. На шутницу Оксанка была не похожа, на ебанашку – тоже никак не тянула. Оставалась одна версия – провокация. Подтолкнуть, так сказать, меня к решительным действиям в направлении совокупления. Тут же весь наш томный вечерок засверкал в совершенно ином ракурсе. Всё сказанное Оксанкой - всё, что раньше казалось мне вполне светской беседой, вдруг совершенно четко превратилось в намеки на коитус.
Я отхлебнул пива. Напарница отложила меню и чуток повернула голову в сторону бара. Оттуда немедленно материализовалась официантка, приняла заказ и заспешила на кухню. У меня созрел план летней кампании:
- В туалет не хочешь?
Оксанка с сомнением посмотрела на свою сумочку, дескать, не пришпилят ли ей ноги, и решила взять ее с собой:
- Пойдем, сходим перед трапезой.
В предбаннике туалета наша экспедиция разделилась на две штурмовые колонны: девочки налево, мальчики направо. Моя диспозиция предусматривала быстрое справление нужды, мытье-сушку рук и выход на исходные рубежи для атаки. Но жизнь, как говорится, вносит свои коррективы – струя оказалась бесконечной как у лейтенанта Дреббена из первого «Нейкд ган». Поэтому баловство с сушкой рук отменялось – лихо стряхнув и наскоро сполоснув пальцы, я выскочил в тамбур. Времени было в обрез – Оксанка в юбке, а это раз в шесть уменьшает время пребывания дамы в нужнике по сравнению с джинсово-брючным вариантом. Когда за ее дверью раздалось щелканье замка, я обтер руки о рубашку и молча, в полный рост, без стрельбы и музыки вклинился боком в отворяющийся проём. Оксанка вздрогнула как лошадка, отпрянула к умывальнику и тут-то мои ласты обхватили ее талию.
- Руки мокрые! – тихо взвизгнула любительница ночных приключений и попыталась упереться руками мне в грудь, чтобы избежать назойливого поцелуя. Но поцелуи и так не входили в мой план. Никаких поцелуев: одна рука на талии, одна – за плечи. Поворот на 180 градусов. Одна рука перемещается на грудь, другая соскальзывает на бедро под юбку. Одновременно работа корпусом – децл наклонить к умывальнику, а хуем потереться о ягодицы для четкого обозначения направления главного удара. Если захочет целоваться – сама развернется. А то бывает, тянешься губами, а девица голову отворачивает как кошка от арбузной корки. Тут впечатление может сложиться, что ты ей гадок как плесень на абрикосе. Потом-то окажется, что у ней была дорогущая помада, которую жалко сцеловывать, а тюбик совсем закончился и образ хрен восстановишь, но кураж-то будет уж совсем не тот. Поэтому безо всякой оральности я продолжал гладить упругое оксанкино тело. Она действовала тоже в полном соответствии с моей диспозицией, то есть не гоношилась, не отбивалась, а спокойно созерцала мою половую лютость в зеркале над умывальником.
- А если кто войдет?
Девок в такой ситуации успокаивает только одна фраза:
- Устроим групповуху. – Дыхание мое было уже горячим и прерывистым как у локомотива «Иосиф Сталин», так что никаких сомнений по повестке дня у аудитории не возникало. Моя рука уже вовсю наслаждалась покалыванием мягкой лобковой щетины сквозь кружевной передок стрингов, когда Оксанка сказала:
- Ну, хватит тинтобрассовщины. Пойдем уже инспектировать.
Но уверенности в голосе не было и я потихоньку потянул ее трусы вниз. На то, чтобы стащить свои джинсы, надеть гондон и закрыть дверь на замок, ушли считанные мгновения.
- Пока еда сготовится – как раз успеем. – и заскользил по направляющим в горячую мягкую штольню.
***
После завершения инспектирования ресторанной сети, остаток ночи мы провели у Оксанки. Ехать ко мне было чуть ли не в два раза дальше. Тем более, что я мог спокойно выдвигаться на работу в том же виде, а ей надо было переодеться. Пока доехали, пока помылись, пока потрахались – времени на сон уже не оставалось. Хорошо, что завтракать не надо было – брюхо натянулось от съеденного как кожа на барабане.
Пока напарница приводила перед выходом себя в порядок в ванной, я включил телевизор, нажал вторую кнопку и попал опять на интервью Дарьи Спиридоновой. Если бы я не знал, что передача идет в прямом эфире, а мою сегодняшнюю партнершу по грязным танцам зовут не Дарья, а Оксана, то я бы мог с уверенностью сделать заявление для прессы – «Дамы и господа! Сегодня ночью я выебал журналистку канала “Россия”!».
Когда Оксанка вышла из ванной и принялась носиться по квартире в поисках одежды и аксессуаров, я не удержался:
- У меня такое чувство, как будто я сегодня трахнул телезвезду.
Оксанка остановилась перед экраном и дождалась пока на экране всплывет ее двойница.
- Хм. Да ей лет 29, не меньше. Ты вообще, что ли? – достав из шкафа какие-то тряпки, она побежала дальше.
Вот ведь притягательность знаменитостей. Я потихоньку начинал понимать сумасшедшего дизайнера, доведшего свою подругу до шизофренических глюков. Одно дело – пялить простую никому не известную Глашу с Уралмашу, а совсем другое – селебрити. Кавергёрл. Мувистар. Я попытался проанализировать своё отношение к Оксанке – если бы она не была похожа на Спиридонову? И вообще – я эту Спиридонову увидел несколько дней назад. И с Оксанкой замутил вовсе не из-за нее. Может быть, Степан и крутит с Полиной из-за ее сходства с этой Буке, но… На этом месте размышления невыспавшегося мозга были прерваны Оксаной, которая наконец-то собралась и накрасилась, а теперь, видимо, решала вопрос – как нам выходить из подъезда – вместе или по раздельности, а если по раздельности, то как мне об этом сообщить.
Чтоб ей помочь, я деловито осведомился:
-Конспирацию будем соблюдать?
Она облегченно агакнула и, приоткрыв дверь, выпустила меня в тамбур, там я быстро справился с общей дверью и, чтоб не столкнуться ни с кем из соседей, ломанул по лестнице вниз. Рандеву наше должно было состояться на проспекте на остановке маршрутного такси.
После вчерашнего дождя нещадно парило и чувствовалось, что будет гроза и даст еще просраться. Тут-то я и обнаружил, что забыл зонтик у бомбилы. Маршрутки шли к Полежаевке полные, но нам повезло – в одну удалось залезть. Разговаривать в переполненном салоне было совершенно не с руки и я молча погладил оксанкино колено, чтобы она не чувствовала себя поматрошенной. Сам же думал, что в субботу надо стартовать в Питер.
***
При пересадке на Чеховскую мы на всякий случай разошлись по разным вагонам и якобы случайно пересеклись на эскалаторе «Полянки». Конспирация уже почти дошла до стадии, когда пора присваивать клички. Как говорится, «я – Женя, подпольный псевдоним “товарищ Ксидиас”». Мне хотелось узнать что Оксанка думает про всю эту сегодняшнюю кутерьму, но она как будто гоняла по черепу какую-то мысль, не дававшую ей спокойно переставлять ноги по замоскворецкому асфальту.
- Миш, - наконец-то, поняв, что скоро уже покажутся двери нашего здания, а там спокойно не поговоришь, она ощенилась тревожившей ее думой, - а ты переспал со мной, потому что я похожа на эту тетку из телевизора?
Вопрос не то, чтобы меня обескуражил. Он просто гвазданул меня по черепушке кузнечным молотом. Вот-те раз. Сама позвала меня на полуночные блядки с обжираловкой, изнасиловала в бабьем сортире, а теперь предъявляет мутную шнягогонину, пользуясь тем, что я сболтнул с утреца лишнего.
- Оксан, - я нежно приобнял ее за плечи и поцеловал (по-товарищески, если кто-то из наших появится в переулке – типа встретил коллегу - поздоровался) в затылок. – я ж тебя люблю не за то, что кто-то на тебя похож, а саму собой. Ты - милая и красивая вне зависимости от каких бы то ни было сравнений. Но… - я придал голосу нотку беспокойства. – Я чувствую в тебе какую-то нездоровую ревность к женщине, с которой я даже никогда не пересекусь. А ты из моих рассказов о сумасшедших гоблинах, заставляющих девчонок изображать каких-то там никому не известных актрис, делаешь сумасбродные предположения!
Оксанка обмякла. Видно, успокоилась. Главное теперь, чтоб не спросила как Буч Марселуса Уоллеса: «а как мы с тобой теперь будем?». Но до офиса мы дошли без происшествий, если не считать того, что приходилось постоянно отскакивать от проезжающих машин, разбрызгивающих лужи.
У самой двери, прежде чем разбежаться по этажам, я шепнул ей, что вечером позвоню. Нехорошо отодрать девушку и не позвонить. Лично я чувствую себя неуютно. Проще набрать номер и весело потрепаться о том, о сём. А там уж - как получится.
***
Этот день я еле досидел на работе – от недосыпа был как вареный. Еле двигался и всю дорогу тормозил. Вечером на обратном пути я чуть не проехал свою станцию – уснул в поезде метро. Как ни крути, а ночная жизнь не про мою душу. Но, придя домой, я честно набрал оксанкин номер, но после десяти гудков решил, что она тоже никакущая - завалилась в люлю дрыхнуть и уже было собрался отключить телефон, как мой больной непроспавшийся мозг, сам не контролируя того, что он делает, послал импульс самому безбашенному из всех 20 пальцев. И тот, ничтоже сумняся, ткнул в номер Полины. В отличие от Оксанки, она взяла трубку на втором гудке.
Делать было нечего и, проклиная цыганистый палец, я сказал:
- Привет, Поль. Удобно говорить?
- Привет, Миш. Нормально. Я на работе еще.
- Мне тут один психолог посоветовал как с зеркалом твоим разобраться. – я сам был в ужасе от того, что говорю, но мозг, взвинченный бессонной, обжорной, протраханной ночью было уже не остановить, - ну, не с зеркалом, а… ну, ты понимаешь…с проблемой с психикой, в общем…
Полина, чувствовалось, испытывала и любопытство, и неудобняк одновременно. Очевидно, говорить было все-таки не ахти как комфотно – кругом копошились сотрудники:
- Подожди, я из кабинета выйду.
Я представил как она грациозно отъехала на кресле от стола, поднялась и легкой походкой направилась в коридор, лавируя между торосов офисной мебели.
- Внимательно слушаю.
Я собрался с силами и выдал на-гора оксанкину идею:
- Нужно, чтобы Степан не доминировал над твоим сознанием. Тогда оно освободится от зависимости, и ты сможешь выглядеть так, как сама считаешь нужным. А для этого… - моя пауза была как у Джулии Ламберт, - тебе нужно переспать со мной.
Полина отреагировала хладнокровно:
- Такая идея приходила мне в голову. Но я не считаю, что это единственное решение проблемы. В любом случае, спасибо за заботу. – ее голос стал мягче и веселее, - И за готовность пойти на жертвы ради меня. Приятно вам поколбаситься в Питере. Пока.
- Пока, Полин.
И мы положили трубки. Только теперь мозг запаниковал – а вдруг Полина расскажет о моей идее антизеркальной терапии Степану? Но паника продлилась пару секунд. Во-первых, вряд ли. А во-вторых, мозг уже практически спал.
***
В субботу я собрал рюкзак, посидел на дорожку и вышел из дому с таким расчетом, чтобы быть на вокзале за полчаса до отхода поезда. На Ленинградском я нашел свой поезд стоящим на путях и с удивлением обнаружил, что это состав в стиле ретро «Николаевский экспресс». Проводники в темно-зеленых лапсердаках с медными пуговицами и фуражках. Чинные и невозмутимые как камергеры двора Его Императорского Величества. Не хватало только огромных скобелевских бакенбардов и облаков пара от локомотива, чтобы создалось полное впечатление путешествия в 19-й век. Ну и еще несколько пассажиров в майках с роллинговским языком, слоняющихся по перрону, мешали почувствовать себя акунинским героем.
Когда я вошел в купе, Степан уже сидел, привалившись головой к индивидуальному светильнику. Мы достали из ушей наушники плееров и поздоровались. Я отдал ему деньги, закинул рюкзак на багажную полку и сел рядом. Через пару минут пришли еще двое из нашего кубрика – мужик лет сорока и дедок лет под 60. Эти выглядели как командировочные – в отличие от нас оба были в костюмах и напоминали кагэбешников из старых советских фильмов.
На столе были навалены желдоровские коробки с сухпайком для пассажиров. Но в купе никто, кроме меня, казалось, не обращал внимания на еду. А мне как назло захотелось жрать. Сразу вспомнил, как лениво ковырял вилкой «кунакхану» в ресторане и, чтобы не потерять лицо перед попутчиками, поедая булочки с колбасой, вышел на перрон. Ночной июльский воздух по сравнению с кондиционированной атмосферой вагона казался сладким и свежим. Наверное, в систему вентиляции РЖД подмешивают психотропные вещества. Иного объяснения тому, что в поезде всегда хочется есть, я не находил.
- Привет!
Я оглянулся. Оксанка пришла меня проводить. Надо же – запомнила. И время, и поезд, и вагон нашла…
- Привет, Оксиджен! – поцеловал ее в губы. И тут же почувствовал, что мой рот измазался какой-то восковой дрянью. – Ты как меня нашла? Я тебе звонил, кстати, а ты трубку не брала.
Оксанка повисла у меня на шее:
- Я видела в неотвеченных. Но я только приехала домой – и сразу спать легла. Я ж еще пораньше отпросилась . Еле на ногах стояла. А как проснулась – вспомнила, что у тебя поезд в воскресенье. Дай, думаю, сюрпризом подскочу.
Я потихоньку засунул ей руку под джинсовую куртку и почувствовал, что ехать в Питер мне уже не хочется. Оксанка, ловко изогнувшись, вырвалась из окружения. Задорно улыбаясь, она пообещала:
- Вот вернешься, тогда и лапай. А сейчас только зря раздразнишься.
Я глядел в манящее декольте и понимал резонность ее замечания.
- Ну, ладно. В-общем, желаю тебе счастливого пути и классно оттопыриться на концерте. Поеду сейчас домой и чего-нибудь скачаю «Роллингов». Послушаю хоть, что за звери такие. – Она поцеловала меня, еще раз измазав воском, и, повернувшись, пошла по перрону к зданию вокзала. Я посмотрел на часы – пора было прыгать в вагон. Чопорный проводник уже выгонял провожающих.
В купе все трое попутчиков были при деле: Степан слушал плеер, а «комитетчики» читали: один - «Файненшл таймс», а другой – какой-то сиреневый букварь с надписью «бестселлер».
- А не выпить ли нам? – Пусть уж я стану в этом купе конченым анфан-териблем, но взирать на этот читальный зал без содрогания я не мог.
Степан выключил музыку и задумчиво пожал плечами – дескать «почему бы и нет». Старшее поколение тоже колебалось недолго. Я достал из рюкзака литровую бутылку «Пяти озёр» в подарочном исполнении с рюмками (а себе я заранее взял четвертую – притыренную в каком-то кабаке), разлил за знакомство. «Кагэбэшников» звали Петр и Геннадий Иванович. Ехали они в Питер по какому-то делу и очень удивились, что мы едем за 700 верст слушать группу, покрытую пылью веков. Геннадий Иванович даже вспомнил, что слушал «роллингов» в 60-х годах. Выпивая, он морщился и приговаривал «не стареют душой ветераны». Петр пил водку спокойно, запивая ее минералкой из того же желдоровского пайка. А мы со Степаном на правах бесшабашной молодежи раздербанили пластиковые боксы и закусывали алкоголь сыром и колбасой. После того как проводник проверил билеты, «комитетчики» отстыковались от банкета и начали готовиться ко сну, любезно разрешив нам продолжить пьянку. Времени было почти час ночи, и мы решили взять бутылку в тамбур и бухать там. Видно, и я, и Степа понимали – чтобы как-то сработаться в команде нам надо добить сибирскую бутылку до самого дна.
Разговор, вертевшийся в купе вокруг светских тем, в тамбуре вырвался на оперативный простор. Водка развязала язык нам обоим. Мы смотрели в темень окна, за которым проносились черные деревья и тускло освещенные полустанки, пили водку и запивали ее томатным соком.
- Вот ты говоришь - Кароль Буке… - вдруг сказал Степан.
Я обмер. Неужели я столько выпил, что не уже не контролировал базар и завел шарманку про совершенно табуированную тему?
- Да, - продолжал он. – Кароль – охуительная баба. И Полька – чисто ее копия. Мне она рассказывала, что ты ей говорил…
Ни хера себе нервы у Степана. Какой-то чел предлагает его подружке перепихнуться, а он с ним пьет водку в тамбуре и разговоры разговаривает за кино…
- Про ее расстройство… - Язык у Степана начал заплетаться и получилось «рассойссо». – Помнишь, ты говорил, что глаз человека имеет слепое пятно, которое, наводится на нежелательные к созерцанию объекты?
Я перевел дух. Полина слила благоверному не рецептуру сексотерапии, а прогон про зрение. Ну, про слепое пятно – это еще ничего. Жить можно. Но я все равно уже вспотел и прохладный ночной воздух, проникающий в тамбур сквозь щели, замораживал - началась икота.
- Помню…ик. – я отпил сок прямо из пакета и задержал дыхание. Впрочем, Степану нужен был не собеседник, а слушатель. Я стоял с надутыми щеками и выпученными как у окуня глазами, а он продолжал грузить меня:
- Я порылся в интернете во всяких разных публикациях по зрению и психологии. Реально – есть такая тема. Если чел чего-то не хочет видеть, то и не увидит. Ну, я… - он плеснул водки в пустые рюмки, и мы выпили. - … подумал, что нужно это дело поставить на коммерческие рельсы. Ну, и выработал методику одну.
Тут Степан нарисовал в воздухе правой рукой, что была с рюмкой, какой-то хитрый иероглиф. Я проследил за траекторией и попытался понять уже основательно пьяной головой – к чему бы это. И тут Степан раскрыл левую ладонь – на ней лежали мои ключи от квартиры.
- Понял, нет? Специально практиковался – особым образом отвлекаешь внимание индивида, так, чтобы слепое пятно его зенок попадало на нужный тебе кусок видимого пространства. И спокойно берешь все, что тебе нужно. Как в фильме «День сурка». Помнишь?
Я взял ключи и снова набрал воздуху – икота не отпускала. «День сурка» я смотрел давно и не понял, о каком эпизоде идет речь.
- Ну, когда он деньги пиздошит у растяп-инкассаторов – раз, два, три, четыре… на счет забирает лавандос у отвернувшихся на секундочку дебилов и спокойно скрывается за углом.
Ключи, вытащенные из кармана, а главное – очень наглядный пример с эпизодом из американского фильма, который прямо возник у меня в голове, почему-то убедили меня окончательно и бесповоротно. Я уже был пьян почти что в слюни, и, может быть, поэтому поверил в невероятную степанову практику с манипулированием слепым пятном человеческого глаза. В фильме-то Мюррей просто знал, когда человек отвернется и спокойно экспроприировал деньжата, а тут все было еще проще – в нужном месте и в нужное время человек становился слепым настолько, насколько это необходимо преступному гению безумного дизайнера. Я снова восхищенно икнул. Радужные перспективы, отполированные водкой, искрились и переливались в моем мозгу. Фантазии не хватало, чтобы представить какая технология позволит использовать это ноу-хау для обогащения, но уж раз Степа – дизайнер, то с фантазией-то должно быть на уровне…
- Круто. А зачем ты мне это все рассказываешь? Спокойно бы тырил по карманам у лохов…
Степан удивился:
- Ты чё, Мишаня? Не масштабно мыслишь! – Он снова изобразил в воздухе таинственный иероглиф и, секунду спустя, отдал мне мой мобильник, который я запихнул в задний карман джинсов. – Это же смешно. Я, слава богу, не нуждаюсь. У меня четыре квартиры в Москве. И работа – дай бог каждому. А вот забраться на самую верхушку пищевой пирамиды – это задача! Не деньги тырить надо! А работать с людьми и документами, как покойный Ельцин! Сейчас я кто? Ну, просто обеспеченный человек. Но! – он поднял палец вверх. – любой гаишник остановит меня и будет нудеть про техосмотр или про еще какую-нибудь хуйню! Так что нужно пробираться в эшелоны власти. А чтобы провернуть эту аферу, помощник нужен. Я думал – Полька сгодится, но у нее такие тараканы, что… Да и идею эту как бы ты мне подсказал.
Мы добили бутылку за идею.
Степан цыкнул зубом. Вагон закачало на стрелках. Поезд стал притормаживать. За окном замелькали огни станции. Тверь. В тамбур вышел один из проводников и, неодобрительно взглянув на пустую «Пять озёр», занял пост с противоположной стороны. Когда состав остановился, он открыл дверь, протер поручни и вышел на перрон. Через минуту в вагон стали заходить ночные пассажиры. Я решил, что на сегодня хватит уже ночных бдений, разговоров, бонапартизма, фокусов с отрубленными пальцами и пошел спать. А Степан спустился на платформу, чтобы подышать воздухом. Мы с ним договорились, что я себе возьму верхнюю полку, хоть мой билет, как и билет Полины был на нижнюю. Не люблю я нижнюю. Какая-то она девчачья…
Я тишком пробрался в купе и, раздевшись в темноте, забрался на верхотуру. Пьяный мозг уже готов был отключиться, когда Петр с соседней полки довольно громко прошептал, чуть-чуть перекрывая храп Геннадия Ивановича:
- Михаил. Должен вас предупредить, что спутник ваш под колпаком у спецслужб. За ним ведется пристальное наблюдение. Мы с Геннадием Ивановичем сопровождаем его в Питер, потому что есть надежда выйти на его контакты. И мой вам добрый совет, Миша, – держитесь подальше от этого субъекта. Он – преступник. И – я вам ничего не говорил. Вы ничего не слышали. Спокойной ночи.
Спьяну я не обратил никакого внимания на его слова, немного покрутился на неудобной подушке и заснул как только поезд тронулся к Бологому, даже не услышав когда в купе вернулся Степа.
***
Утром нас начали будить за час до прибытия на Московский. Голова не болела, но выпитое создавало мерзкое ощущение в организме. Натянув джинсы и взяв полотенце, я вышел в коридор и занял очередь за какой-то толстой теткой в спортивном костюме. Что хорошо в этих фирменных поездах – нет санитарных зон – сри и ссы хоть на подлете к вокзалу. Вагоны оборудованы бункерами для испражнений пассажиров. Так что никто не будет кричать рано утром – “Просыпаемся! Сдаём белье! После Луховиц закрою!” И нет безумного ажиотажа. На унитазе можно хоть газету читать – тебя не будут прожигать ненавидящие взгляды попутчиков, у которых ты крадешь драгоценные минуты утреннего туалета. Пока я, зевая, размышлял о преимуществах прогресса, из купе выглянул Петр. Тут же я вспомнил ночной пьяный бред про коварного преступника, которого выслеживают бравые шерлокхолмсы, тщательно загримированные под сотрудников ФСБ. Мне стало как-то жутковато, особенно когда я пробормотал «Доброе утро», а он ответил так, как будто не нес несколько часов назад адскую пургу про вселенского злодея с террористическим именем «Степан».
Из туалета выплыла толстая спортсменка, на ходу вытираясь полотенцем. Я прижался к титану, чтобы пропустить ее и прошел в уборную. Пока я ссал и умывался, мозг лихорадочно обдумывал ночную информацию. Паника потихоньку сменялась трезвыми мыслями. Во-первых, если даже допустить, что наши соседи по купе и выполняют специальное задание, то какого хуя об этом надо сообщать мне? Во-вторых, зачем Степану преступная деятельность? Он обеспеченный человек. Не экстремист, совсем не похож на мафиози. И какие у него в Питере контакты??? Он же едет на концерт «Роллиногов»!!! Да и слежка какая-то смешная. 40-летний мужик и дед, которому сам бог велел сидеть на даче и ковыряться в кустах смородины, или торчать с удочкой на речке… Тоже мне люди в черном. Агенты смиты, бля. Начищая зубы и рассматривая свою похмельную рожу в зеркале, я все больше убеждал себя, что Петя – просто весельчак-мистификатор. Есть такие персонажи, которых хлебом не корми – дай разыграть кого-нибудь. Заметил, что мы со Степой не то, чтобы друзья, а знакомы без году неделя – ну и решил поизгаляться с пьяных глаз. Я уже почти совсем успокоился, когда вспомнил вдруг Степины фокусы с мобильником и ключами. Неужто, правда – злодей, замышляющий свергнуть нашего Президента или занять место Преемника???? Я тряхнул головой, загоняя расшалившуюся фантазию обратно в подсознание.
Щелкнув замком, я выбрался из тесного сортира обратно в коридор. Вместо меня туда прошел Петр, вертя в руке зубную щетку. Я снова стал думать, разглядывая в окно мрачные болота, сосновые рощицы и бедноватые деревеньки, проскакивающие мимо. Значит, что же мы имеем в знаменателе? Если придерживаться версии «Степан – Доктор Зло», то все складывается просто охуительно – я в компании с преступником, а на хвосте у нас висят два волкодава. Если же Петя – обычный приколист, то все равно со Степаном не все так просто, но, по крайней мере, на хвосте никто не висит. Ну и третий вариант – Степа просто больной на голову фокусник, изучивший несколько нехитрых трюков, чтобы морочить голову людям и колотить грандиозные понты, а Петя – такой же ебанутый мудачок.
Решив пока придерживаться линии поведения, соответствующей третьему варианту, я вернулся в купе. Геннадий Иванович уже поедал эмпээсовскую жрачку, а Степан спал, укрывшись простыней с головой.
***
Мы вышли на площадь перед Московским вокзалом. Кажется, она называется «Восстания».
- Ну. Где будем прохлаждаться до начала концерта? – Степан рассматривал шеренгу питерских такси. Из-за надписи «город-герой Ленинград» потихоньку вылезало солнце и начинало прогревать воздух.
Я пожал плечами:
- Сейчас пойдем - достопримечательности осмотрим. Летний сад там, крепость, «Аврору». Потом пожрем чего-нибудь. Посидим. А там уж глядишь – и к Дворцовой надо будет потихоньку пробираться, чтоб места наши не заняли…
- Разумно. Сейчас тогда в Макдональдс. Кроме них в это время никто не работает. Попьем кофе, посидим часок, а там - и по достопримечательностям. Погодка сегодня вроде налаживается.
В том куске неба, который был виден со дна Невского ущелья, никаких облаков, туч, торнадо и самумов не наблюдалось. Как будто разогнали всю эту тряхомудию как Лужков ко дню города.
Мы неспеша, прогулочным шагом, подошли к Макдональдсу. Торопиться было некуда и мы демонстрировали немногочисленным питерцам, попадавшимся нам навстречу, чудеса вальяжности и медлительности. Внутри ресторана быстрого обслуживания тусовались четверо сотрудников и двое бомжей системы «торчок», согревавшихся после ночи в теплом помещении. Персонал посмотрел на нас вяло, а торчки заерзали в предвкушении объедков.
Мы взяли по стакану кофе и паре кексов, нашли столик подальше от маргиналов и начали опять-таки максимально медленно поглощать брекфест. Ко мне снова начали подбираться утренние размышления про «комитетчиков» и «преступников», и, чтобы окончательно не запараноить, я завел базар на отвлеченную тему:
- А откуда у тебя четыре квартиры-то? Старух, что ли, одиноких убиваешь?
Он откусил от кекса и с набитым ртом стал рассказывать:
- Неа. Три квартиры от родственников достались. А четвертую сам купил. На дивиденды. Лучшее вложение средств. В одной живу – три сдаю. У меня один заказчик был. Ну, практически олигарх – владелец «Горбушки». Я ему дизайн загородного дома делал. У него денег – как говна за баней. Как очередной миллион набегает, так он новую квартиру покупает в новостройке. У него квартир пятнадцать, наверное, пустые стоят. Это не считая, что у его детей у каждого по две.
Степан откинулся на спинку дивана и продолжил:
- А хобби у него – вообще мегаулёт. Он покупает себе гоночные машины. Всех не помню, но ламборджини и феррари точно есть. И, прикинь, он каждый уикенд фрахтует самолет до Германии и снимает Нюрн-бург-ринг…
По слогам проговорил. А я мысленно повторил: «нюрнбургринг». Ёптыть, вот ведь словечко...
- …На пару часов. Ну, и гоняет по нему на своих тачках – час на феррари, час на ламборджини, а в следующий уикенд – порш там с бэхой привезет или мерина. И снова катается.
«Хуясе, знакомства у Степана.» - подумал я. – «С такими завязками нетрудно, овладев парой фокусов, проникнуть в Думу, или в какой-нибудь кабинет министров. Сделал дизайн сортирной комнаты для Грызлова – будьте любезны, Степан Батькович, пожалте в списочек нашей партии, а там и в Совет федерации недалече…»
- Хоть бы денек так пожить. – вздохнул я.
- А ты, Миха, кем трудишься? – Степан поцыкал зубом – видно, застрял изюм.
- Я по страховой части. Командую отделом.
- Тоже тема. Но квартиры сдавать лучше. Никакого гемора – только бабло пересчитывай.
- Да это понятно. Ну, ты ж не только квартиры сдаешь – а еще и дизайнеришь…
Степан закинул руки за голову и потянулся, зевая:
- Ну, совсем же без работы нельзя – плесенью покроешься. Зато, когда работаешь, а у тебя есть нормальный доход помимо работы, то это дает независимость. А от независимости – уверенность. А к уверенному человеку заказчики сами лезут. Чувствуют, что они тебе похуй и это их притягивает. Я вот ни за кем не бегаю. А работы – выше крыши. Но у меня строго – хочешь дизайн – становись в очередь. Нет – пиздуй откуда пришел. И становятся. И ждут. Хотя весь этот дизайн – одно сплошное наебалово.
Вот те на. Ни фига себе Степана прорвало. Сейчас начнет ниспровергать, чувствую. А Степа разговорился как бабулька в очереди к невропатологу:
- Все, что от дизайнера требуется – найти подходящее решение. Где угодно – хошь фотоальбомы листай. Хошь – по европам езди. Хошь – по азиям. Один *** никто ничего сам не придумывает. Никакого креатива нет. Всё тырят у предыдущих поколений. Сплошное начетничество. Умеешь рисовать – вот ты и дизайнер. Ну, этому, слава богу, меня научили. Пришел к заказчику – нарисовал ему интерьер там, или ландшафт, спизженные у старых мастеров и - в кассу за баблом.
У Степы, видать, был приступ самобичевания, какие бывают у всех профи. С таким настроением, конечно, шкериться по городу на Неве было некомильфо. И сам будет говниться и мне позитив покалечит своей хандрой. Я сделал попытку маленько настроить его на оптимизм:
- Да ладно, чего ты паришься, все всегда тырили у всех.
Мне пришло на ум несколько примеров:
- Вон Гайдай спиздошил идею «Бриллиантовой руки» во французском «Разине» с Бурвилем. Чуть ли не до последнего винтика. Или Акунин джеймсбондовские качества -неубиваемость, везучесть в азартные игры и девок, которые текут от одного взгляда на него - притырил втихаря и Фандорину пришпилил. Да и те-то наверняка сами кого-нибудь обчистили. Да мало ли примеров. Тот же Акунин у Умберто Эко слямзил идею про преступления в монастыре. Так что не загоняйся.
Степа вроде бы подуспокоился.
Кофе мы допили. Кексы съели. Время убили – на часах уже было без двадцати девять. Вышли на Рубинштейна и неторопливо зашагали в сторону Загородного проспекта. Степан молчал и что-то обдумывал, а я, разглядывая облупившиеся дома и березки на карнизах и балконах, прикидывал – в прошлом году же только был саммит – весь центр города, говорят, отгламурили, а тут такая мерзость запустения…
Вдруг возле нас остановился милицейский УАЗик с сине-белой камуфлирующей раскраской и надписью «РУВД Адмиралтейского района». Из него вышел сержант, представился и попросил предъявить документы. Мы достали краснокожие паспортины, он их просмотрел и, возвращая, сказал, что сегодня мало того, что День Военно-Морского Флота, так еще и игра Амкара с Зенитом.
- А мы на концерт «Роллингов» приехали… - пробормотал я.
- Осторожней тут гуляйте. И мореманы, и зенитовцы – от всех можно опиздюлиться, товарищи москвичи. – Сержант запрыгнул обратно в машину и «козел» покатил дальше пугать приезжих. Хорошо, что мы хотя бы без дурацких роллинговских маек.
- Можно, кстати, пойти на Сенатскую, - сказал Степан, - там как раз корабли видно на Неве. – Позырим. Еше время убьем. А там глядишь – и обед. Все равно в центр надо идти, если достопримечательности разглядывать будем.
Ну, Сенатская, так Сенатская. По мне что Сенатская, что Сенная – один хрен.
***
На площади с медным всадником толпился народ. В основном родители с детишками и бывшие моряки-срочники в тельняшках и бескозырках. Все были пока еще трезвые и небуйные. Спокойно дожидались своих товарищей, потом шумно братались и обсуждали куда идти бухать. На всю эту кутерьму гневно взирал обосранный птицами император.
Мы прошли к самой набережной, поглазели на разукрашенный флажками серый корабль, на противоположный берег Невы и пошли в сторону Дворцового моста, чтобы перебраться на другую сторону к крепости, «Авроре» и особняку Кшесинской. По дороге только и приходилось смотреть, чтоб не сбили с ног толпы флотских дембелей и резвые автомобили.
Степану пару раз звонили, он брал трубку и спокойно объяснял, что сейчас находится в Питере, что сегодня воскресенье, день ВМФ и он может оставить решение вопросов, связанных с работой, на завтра. Я же при каждом звонке вздрагивал и думал, что это звонят таинственные «сподвижники», которых пытаются выследить Петр и Геннадий Иванович. Несколько раз я даже порывался оглянуться и поискать преследующий нас хвост. Но каждый раз усилием воли сдерживал этот порыв. Ведь оглянувшись назад, чтобы засечь шпиков, я бы скатился в пропасть параноидальности – признавая, что поверил в бредовый шепот «комитетчика». А тогда, следуя логике, необходимо было бы срочно разбегаться со Степаном в разные стороны. В-общем, во время прогулки по городу, мне было не особенно до красот северной столицы.
Натоптав ноги по маршруту Сенатская – стрелка – Петропавловка - Куйбышева-«Аврора» - Марсово – Михайловский замок, мы потихоньку приблизили обеденное время.
- Хорош пешкодралом передвигаться, поедем обедать, - сказал Степан возле Летнего сада и, выйдя к поребрику, по автостоповски вытянул руку. Минуты через три остановился «Мондео». Мы влезли в салон.
- А где будем обедать-то?
- Есть одно место, - Степан повернулся к водителю, - торговый центр рядом с телебашней.
Через пятнадцать минут мы были уже возле стеклянного здания примерно в пять этажей и входили в боковую дверь с вывеской «Rыбабар». Поднявшись на лифте на самый верх, мы прошли в зал с огромными окнами и видом на одну из проток дельты Невы. Панорама, конечно, была впечатляющей – вся Петроградская сторона как на гугловской карте.
- Отличное место. Отличная кухня. Одно из лучших в Питере. – Степан занял столик у самого окна. Народу в ресторане было полторы калеки. Воскресенье. Все на дачах или на параде. К нам подошла официантка и принесла меню. Мы заказали по телячьему бифштексу с картофелем, пиццу сицилиану, какую-то лазанью, 2 литра пива и 500 граммов водки. Приближался час Х, и уже пора было думать о состоянии легкой эйфории для колбасни.
Водка сперва пошла тяжело после ночной пьянки, но вторая проскочила как вода.
Пока ноги отходили от ходьбы, а брюхо набивалось алкоголем и едой, я обдумывал как же докопаться до Степана насчет его преступных замыслов. И в конце концов, после третьей, не выдержал:
- Слушай, Стёп, ну, хорошо, владеешь ты практикой незаметно для людей завладевать их собственностью. Пусть даже документами. Ну, пусть поднимешься ты в эшелоны власти, но там же работать надо. Поручат тебе какое-нибудь ЖКХ из жопы вытаскивать или реформировать нашу армию - чего ты будешь делать? Класть на работу *** и двигаться дальше, к президентскому креслу? Ну, а президенту тоже ведь не сладко – работа по 12 часов, всяких старух в больницах навещать, грязных беспризорников целовать, с шахтерами здороваться-обниматься, по саммитам ездить мудацким. Раз в год вонючим случаем на лыжах покататься. А если олимпиаду к себе загребем – так и вообще ёбнуться можно…
Степа слушал внимательно, не перебивая. Похоже, ему такие мысли в голову не приходили. Я продолжал расстреливать его мечты из крупнокалиберных пулеметов:
- Или ты предполагал, что получишь мировое господство? В носу ковыряться, да наложниц батальонами пялить? Как в романах Беляева или Адамова. Торговец атмосферой или кто там? Кстати, в этих романах смелые чекисты на раз-два пресекают планы этих наполеонов. Я, кстати, ночью в купе разговаривал с одним попутчиком. Он сказал, что за тобой ведется скрытое наблюдение. И все твои передвижения под колпаком. Хуй его, конечно, знает – псих он, шутник или реальный топтун (хотя топтун вряд ли бы мне слил инфу), но факт остается фактом – вокруг тебя мутнеет нездоровая шняга. Так что занимался бы ты своими делами – сдавал квартиры, делал дизайны для всяких олигархов и не совался в политику.
Водка развязала мне язык, и я хотел уже было наговорить лишнего про его странные отношения с Полиной, но он вдруг задумчиво сказал:
- Попутчик? Хм… это интересно. За мной ничего такого нету… Наверное, тебя все-таки разыграли, Миш. Какие топтуны? Бред какой-то.
Я уже вошел в раж:
- Ну, может, ничего и нету. А просто ты с каким-нибудь олигархом общался по поводу дизайна домика для черепашки, а его секьюрити тебя пасут. Ну и – меня подъебали. Из куражу. Но все равно – не лезь ты в эти джунгли. Вот что я хотел тебе сказать.
Авантюрист покивал головой:
- Ну, понятно, Миха. Помощник из тебя не получится. Нет в тебе уверенности в перспективах. Ладно. Буду подниматься сам. Сам бля, без ансамбля. Но ты запомни на будущее – настраиваться надо всегда позитивно. Вот скажут тебе, например – «надо лизать пизду тигровой акуле», да? Ты не концентрируйся на словах «тигровая акула». Ты держи в голове «лизать пизду». Тогда всё у тебя получится.
Мы допили водку, доели лазанью, посмотрели еще раз на вид из окна и на часы, оплатили счет, заказали такси и начали собираться на выход – время приближалось к семнадцати.
***
Такси довезло нас почти до самой Дворцовой площади. В сквере перед Адмиралтейством уже копошился народ – фанатов начали пропускать через металлоискатели, и обладатели билетов потихоньку рассасывались по очередям. Мы тоже встали в хвост и, аккуратно перебирая ногами, медленно пошли в сторону Эрмитажа. Примерно через минут сорок мы добрались почти до самого оцепления и рамок. Ментовской кордон был плотным. Неожиданно среди это благочиния, прямо в соседней очереди, возникла какая-то заварушка, крики, шум. Трое ментов накинулись на парня в роллинговской майке и начали его мутузить дубинками. Трезвый я, конечно ,промолчал бы от греха подальше, но пьяному до всего есть дело:
- Что ж вы, суки, делаете-то? - крикнул я. – Оставьте парня, звери!
Блюстители тут же оставили несчастного любителя рокнролла и беспорядков и направились прямо ко мне. Я даже не успел подумать ни одной мысли, как вокруг замельтешили ментовские палки. Из-под меня выдернули ноги; я упал на асфальт как мешок с *****м, и по мне застучал резиновый дождь.
***
В отделении меня впихнули в клетку, в которой уже парился на лавке чувак в майке с прыгающим львом «Бриджес ту Бабилон». Рюкзак у меня изъяли, и я мысленно попрощался с фотоаппаратом, мобилой и баблом. Здравый смысл, не до конца выбитый из башни синегнойками, подсказывал, что сотрудники милиции в Питере точно также крысятничают, как и их московские коллеги.
По ту сторону стальных прутьев суетились менты. Да уж, денек у них выдался что надо - футбол, концерт, морячки. Ну, зенитчиков отлавливают, наверное, в районе стадиона. Как он у них там называется? «Юбилейный», что ли? А вот моряков, чувствую, скоро тоже начнут ловить. Судя по утреннему настрою балтийцев, так просто они город не сдадут.
Алкоголь потихоньку выветривался, и бока, помятые как будто гусеницами «Тигров» и «Пантер», начинали ныть. Мой сосед прислонил голову к стене зиндана и сидел с закрытыми глазами. Надеяться на быстрое освобождение не приходилось. Я толкнул в бок товарища по несчастью. Мы познакомились. Он представился Данилой; прилетел аж из Воронежа. На задержание смотрит философски, потому что билета на концерт у него все равно не было. Пока трепались, время бежало побыстрее. Когда молчали – тянулось как сопля. Самое хреновое было то, что непонятно до какого времени нас собираются держать. Я вспомнил про степановы фокусы с ключами. Вот сейчас бы они пригодились. Раз – умыкнуть ключи, два – открыть обезьянник, три – прощай, замок Иф!... Но время шло. Данила снова уснул, а воздуха свободы, сыгравшего злую шутку с плешивым профессором, я так и не почуял.
Было где-то одиннадцать вечера. По моим подсчетам концерт уже закончился, а до отправления нашего поезда оставалось три часа. По идее Степану было бы неплохо уже начать розыски. А то я так и сгнию в тюряге как Сталлоне.
Я уже совсем протрезвел, когда к нам в штрафной изолятор втолкнули двух моряков. Они выглядели как пленные матросы в фильме «Мы из Кронштадта» - изорванные тельняшки, окровавленные рожи. Правда, в отличие от киношных героев гражданской войны, эти были бухие в мясо. Они немножко покипешили, потрясли решетку, потом угомонились и уснули.
***
Выпустили меня из богадельни в половине первого ночи. В дежурке выписали справку об освобождении и выдали мой сидор. Удивительно, но в рюкзаке остались и фотик, и мобила, и даже три тысячи рублей. Десять тысяч расползлись по карманам ментовских галифе. Но сам факт, что мне оставили подъемные, настраивал сознание на гуманистический лад.
Я позвонил Степану. Он сказал, что концерт давно закончился, а он сейчас на набережной – смотрел салют, а сейчас ждет развод мостов:
- Давай, Миха, беги к Дворцовому. Как раз поглядим - и на поезд.
Деньги у меня уже были. И я купил пару бутылок пива. Потом, спросив у прохожих – где здесь Дворцовый мост и, получив примерный маршрут, я побрел в указанную сторону. Дойдя до моста, я огляделся – Степана нигде рядом не было. Присел на гранитный парапет, достал пиво, открыл его и уже хотел залить в горло, как откуда ни возьмись нарисовался еще один ментовской бобик.
- Адмиралтейский РОВД. Старшлейтнт Пархоменко. Нарушаете, гражданин. Распитие спиртных напитков в общественном месте. Это наказывается штрафом.
Что-то, наверное, слишком много было ментов на сегодня для меня. Нервы не выдержали, и я сорвался – начал куражиться:
- Да я только что из обезьянника. Меня еще перед концертом «Роолинг Стоунз» забрали. Вот справка. Читайте. Два раза за ночь арестовывать нельзя! Так что я буду пить пиво где хочу и когда хочу. – и демонстративно приложился к горлышку.
***
Теперь меня отпустили из отделения только в 3 часа утра. На этот раз никаких денег у меня не стащили. Но, наверное, посмотрели на время отправления обратного поездв и специально продержали, чтоб не успеть. Я вышел на улицу, оглядел пустынный квартал и снова позвонил Степану, но он был вне зоны действия сети. Наверное, уже ехал в поезде. Бросил меня на растерзание злым питерским мусорам. Конечно, трудно ожидать от малознакомого чела помощи в ситуации, когда сам подставляешься, но все-таки было обидно. Вроде и водку с ним пили, и телятину ели. И целый день по городу шатались, и по душам трепались. А он взял и, как ни в чем не бывало, сел на поезд в Москву.
За размышлениями я дошел до ближайшей таблички «ул. Якубовича». Зашибись. Где это вообще? По идее никуда из центра меня вывезти не должны были. Я свернул налево в переулок. Хм. Конногвардейский. По одной стороне переулка тянулся глухой забор с колючей проволокой поверху. Ни фига себе центр города. Вокруг не было ни души. Налево пошла Почтамтская. Повернул на неё. Когда вышел к Иссакииевскому, дело пошло шустрее. От Николая Палкина до Невского я могу добраться с закрытыми глазами.
Идти по набережной Мойки было скучно и холодно. От нечего делать я достал мобильник и снова набрал стёпин номер. Опять недоступен. Тогда я нажал на номер Полины. После 7 гудков, она взяла трубку:
- Алё.
- Привет. Я ненадолго. Дело срочное и важное. – если звонить девушке в полчетвертого ночи, то не нужно мямлить, а надо говорить четко, быстро, уверенно. Действовать на подсознание. Все равно спросонья редко кто может влиться в беседу на равных.
- Привет. – она зевнула. – я думала, что Стёпа звонит. Вы в поезде уже? У вас всё в порядке?
- Не могу ему дозвониться. Я в Питере еще. Отстал от поезда. Иду только на вокзал. Слушай, Полин. Ты подумала над моей идеей?
В конце концов, Стёпа бросил меня, своего кунака, в этом враждебном городе. Голодного, холодного. Я полностью освобожден от всяких моральных обязательств. Могу спокойно оттрахать его подружку. Тем более в сугубо терапевтических целях.
Полина, помолчав, ответила:
- Какой настырный. Я смотрю тебе это больше надо, чем мне.
Вдруг, спохватившись, она поинтересовалась:
- А как ты от поезда отстал?
Странно. Ночь в разгаре, а она спать не торопится – спокойно беседует. По ходу, есть неплохой шанс прикрутить рога к степиной голове.
- В милицию забрали. – я оглядел пустынную набережную и добавил, – козлы. Так что мы с тобой теперь все равно что брат и сестра. Оба пострадали от Питера. Я теперь тоже не поеду сюда. Ни за какие коврижки.
Она участливо, но с явной иронической интонацией спросила:
- И как ты будешь оттуда выбираться?
- Да без проблем. Это ж не Симферополь. Тут всегда билеты есть. Тем более в понедельник утром. – и тут же снова перешел в наступление, - короче, Поль. Приеду в Москву – давай поговорим. Встретимся завтра (в смысле – сегодня) вечером. Кстати. А ты не можешь посмотреть в интернете какие там поезда есть?
- Могу, конечно. Я тебе перезвоню.
- Да ладно. Я сам перезвоню. Все равно у меня роуминг бабло жрёт. Минут через 10. Ага?
- Ага, – и отключилась. Видно, заодно с компьютером решила и туалет посетить. Ну, это святое. Негоже девушку мучить телефонными разговорами, если ее вечерний чай разрывает изнутри…
Перезвонил как раз когда подходил к Казанскому собору.
- Доброй ночи. Посмотрела?
- Ага. Единственный поезд – 23-й «Юность». В час дня уходит. Раньше ничего нет. Прибытие в Москву – 9 вечера.
Снова в ее голосе вместо деловитости появилась ирония:
- Как же ты со мной собрался встречаться, если ты приедешь в Москву три дня не мытый, не бритый?
От всех этих сегодняшних хождений, побоев, алкоголя, жары, жратвы, праздников Нептуна, достопримечательностей, бессонницы у меня уже было настроение «да ебись оно всё, провались», и я сказал напрямую:
- Значит, приезжай к 10 вечера прямо ко мне. Я как раз помоюсь.
В это момент я проходил мимо каких-то полуночных туристов – двое парней и две девки. Они дружно засмеялись над моей последней фразой и продолжили фотографироваться у коней на Аничковом мосту.
Полина тоже хмыкнула:
- Кто это у тебя там ржет в трубке?
- Кони Клодта. Не суть. Записывай адрес: Азовская, 24. корпус 2. квартира 142. Ну, всё, давай. До вечера. А то батарея садится. Спокойной ночи.
Полина опять зевнула:
- Спокойной ночи.
***
Кассы на Московском я нашел быстро. Тут же оказалось, что работают они круглые сутки. У окошка встала дилемма – взять билет за 560 на сидячее место или в купе, но за два с половиной штукаря. Решив, что до часу дня, еще надо будет позавтракать - пообедать - провести досуг - кинуть денег на телефон и пр., я решил: «сидячее». В конце концов, после такой ночи я смогу уснуть даже на шведской стенке.
На вокзале я не нашел в зале ожидания ни одного свободного кресла. Пошел искать по всем помещениям, черт знает в каком углу обнаружил пустую деревянную скамью со спинкой, сел обхватил руками рюкзак, положил на него голову и заснул.
Спал урывками. Просыпаясь думал про Полину – придет или нет? И снова засыпал. Ближе к 9 часам утра позвонил шефу, обрисовал ситуацию. Шеф сочувственно поугукал в трубку и сказал, что я буду должен отработать в субботу. Потом я снова заснул. А проснувшись, пошел на Невский в «Ёлки-Палки» пожрать. А там уже подошло время садиться в вагон.
Во время поездки я старался больше спать. Как только просыпался – хватался за «Ледокол» Суворова – и снова отрубался. Лучшее снотворное – это чтиво всяких диссидентов и эмигрантов. И всю дорогу думалось о возможном визите фройляйн Коробовой. Шансы сначала оценивались мной как 1:10, потом 50:50, потом казались совершенно стопроцентными, потом вдруг фондовый рынок рушился и акции «Кароль Буке Коитус Инк.» снова обваливались как майкрософтовские. Я прикидывал шансы, но в глубине души я понимал, что все решит один единственный импульс – толкнет он ее в спину – раздастся вечерний звонок в дверь. Не толкнет – «сосите кеглю, Михаил!». А при самом гнилом раскладе она может глумливо придти по указанному адресу, но со Степаном. Дескать, вот, пришли узнать как твое самочувствие…
За окном уже промелькнуло Московское Море, когда я вдруг вспомнил об Оксане. Тут же кинулся в тамбур - звонить ей – благо до конца рабочего дня еще было время. Оксанка взяла трубку, и я быстро, чтобы соблюсти конспирацию – ведь она на работе как-никак – рассказал про свои злоключения в Питере и сказал, что увидимся завтра, потому что сегодня я приеду и сразу завалюсь спать. Она деловито ответила: мол, хорошо, приезжайте, буду ждать. И отключилась.
Поезд пролетел мимо знакомых названий «Решетниково», «Клин», «Поварово», «Сходня», простучал колесами мимо Останкинской башни и вкатился на Ленинградский. Я схватил рюкзак и короткими перебежками рванул к метро. У меня был ровно час, чтобы доехать до дому и помыться. Надежда на вечерний визит, несмотря на ничтожные шансы, горела как капотнинский факел.
***
Грязную одежду и носки я затолкал в стиральную машину, сам же залез под душ. Дверь в ванную оставил открытой, чтобы, не дай бог, не прослушать звонок в дверь. Я мылся и поглядывал на часы: 21-55, 21-57, 21-59… Знал ведь, что девицы вечно опаздывают минимум на 15 минут. Но всегда кажется, что они придут в точно назначенное время. Чего уж там - особенность психологии – мерить все по себе. Уже и вытерся, и зубы почистил, и оделся, и даже ногти постриг, а звонка в дверь все не было. Вместо дверного зазвонил мобильный. Я метнулся в комнату. Полина.
- Привет. Я с твоим домофоном разобраться не могу. 142 набираю – и без толку.
В череп ударила похоть. Хуй сразу встал. Горло перехватило спазмом. Мой голос был как из мусорного бака:
- Надо нажать еще букву «В» - вызов, типа.
Она отключилась, и тут же запиликал домофон.
- Открываю, - и нажал на кнопку. В трубке слышались пиканье, скрип, шарканье и скулеж. Видно, кто-то выводил на прогулку барбоса.
Я вышел на площадку. Опять всем надо было меня мучить. Даже лифтам. Пассажирский просто проехал мимо. Грузовой кряхтел, чем-то звякал и поднимался явно нехотя. Движение просто необычайной плотности – и это в одиннадцатом часу ночи. Наконец, грузовой лифт остановился, с дребезжаньем открылась дверь, и стройная нога шагнула из нее на плитки нашего этажа.
- Привет!
Полина улыбалась. Ишь ты… без очков приехала. Значит, без отражения в зеркале будет. А как же носик пудрить? Или она ненадолго? Да ладно, раз приехала… Уж на ночь-то останется… Мысли прыгали и перемешивались.
- Прошу. - Я вошел в квартиру за гостьей, разглядывая как тесные бриджи обтягивают ее задницу.
Полина сбросила чешки и прошла в комнату.
–А у тебя уютно. Только пыльно.- она провела пальцем по экрану телевизора и пошла к эркеру. - Ты один живешь? А окна куда выходят?
Подумалось, что ей удобно смотреть на ночной город сквозь стекло - собственное отражение не мешает. Я понемногу успокаивался. Сейчас поставлю чайник, и потихоньку-полегоньку приступим к сеансу сексотерапии. Птичка в клетке – никуда не денется. Видно – никуда и не торопится. Наверное, сказала крюку, что ночевать будет на Нагорной. Если не совсем отбили ей дыню в Питере, то уж, наверное, сообразила прихватить с собой сменное белье и прокладки. А уж новая зубная щетка у меня найдется.
- Может, чаю?
- Не надо, спасибо. Я после семи не ем. А просто так чай хлебать – не люблю.
- Ну, тогда садись в кресло, и начнем сеанс. - В конце концов, рано или поздно ситуацию пришлось бы брать под контроль.
Полина послушно опустилась в кресло и жалобно проговорила:
- Я еще не до конца решилась на терапию. Мне немножко страшно.
Вот тебе на. Приезжать на ночь глядя к малознакомому парню – не страшно, а лечиться от стремной галлюцинации – поссывает.
- Не боись. Моряк ребенка не обидит. Кстати, я когда сидел в кутузке ко мне в карцер бросили двух матросов. Ух, бравые ребята.
Стоя у окна, я тупо заговаривал ей зубы. Она сидела в кресле в вальяжной позе, закинув ноги на подлокотник, и совсем не чувствовалось, что ей охрененно страшно. Как доктор, я обязан был ей рассказать суть терапии непосредственно перед сеансом:
- Значит, смотри: мы с тобой совершаем половой акт. Он если все проходит успешно, дает главное: ты выходишь из-под влияния Степана. Спокойно делаешь себе какую угодно прическу вплоть до самых жутких зачесов, наводишь какой угодно макияж и – перестаешь быть похожей на Кароль Буке. Вместо нее и вместо пустоты в зеркале появляется Полина Коробова – милая девушка со своей собственной неповторимой индивидуальностью. Этим ты закрепляешь свою независимость и спокойно строишь свои отношения со Степаном на равноправных основах и взаимной выгоде. Свадьба, дети, внуки, тихая старость в мирном дачном поселке по Киевской дороге. Абгемахт. Ну как?
Моя речь была собрана из мудацких статей из газеты с программкой и теленовостей. Но, в принципе, все выглядело логично.
- Но это же измена. – абсолютно нелогично проблеяла пациентка.
Я передразнил, цитируя Гайдара:
- «Измена! – вскричал Мальчиш-Кибальчиш». Это не измена. Это нормальный ход. Ты из-за этого любителя французского кино, не можешь даже волосы покрасить в другой цвет. Это нормально? Ведь хочешь же в рыжий перекраситься. Или вообще в красный. Как Лола у Тыквера. Хочешь, а?
Несчастная жертва дизайнера кивнула и закусила губу. Я протянул ей руку и поднял с кресла. Она была где-то на полголовы ниже меня. Обнял и начал потихоньку гладить по волосам, которые вполне могли бы быть рыжими, если бы не жестокий деспот Степан. Дальше все пошло как обычно: поцелуи, пуговицы, молнии, крючки, трусы…
Когда мы уже лежали и отдыхали, я гладил Полину по спине и разглядывал крупный красный фурункул на ее левой ягодице. Странно, как это она не постеснялась придти ко мне с такой медалью «За оборону Москвы»? Впрочем, она могла его еще не видеть или не заморочалась из-за важности визита… А теперь пациентке «доктора Аксенова» предстояла самая важная часть лечения – зеркало. Как ее мозг отзовется на мой курс? Ведь во всем этом сквозило явное шарлатанство – ритуальный секс, зеркала, какие-то рыжие волосы. Не сбрендила бы вообще напрочь. Мало ли какие могут возникнуть в больной голове причуды… Но мысли мало-помалу разбегались – мозг клонило в сон.
- Ты когда пойдешь смотреться в зеркало? А то мне спать хочется. Третью ночь не сплю. Всё урывками.
Полина перевернулась на спину и снова заблажила:
- Страшно… А вдруг не помогло?
Я зевнул и, уже засыпая, пробормотал:
- Тогда утром повторим…
***
Утром мы, конечно же, повторили. Полина еще спала, когда я стал к ней приставать с утренней эрекцией. Мы немного поборолись, но врачебная этика не позволила мне оставить в беде нуждающуюся в помощи девушку, а ей помогла воля к выздоровлению. После вчерашнего грехопадения застенчивости у нее поубавилось, и мы добавили к генитальному контакту немного орального. Совсем чуть-чуть, так как времени уже оставалось мало, а день начинался рабочий.
После этих языческих игрищ мы оба прошествовали в ванную. Полина встала перед зеркалом и удивленно сказала:
- Ты смотри-ка – помогло.
Она повернулась в три четверти, тряхнула волосами, оттянула правое веко и показала отражению язык. Я уже все понял и залез в ванну помыться, задернув водную шторку. Я стоял под душем и чувствовал себя доктором Пироговым, придумавшим душить раненых хлороформом. Я переключал душ в разные режимы, ловил струйки ртом и выплевывал воду. А пошедшая на поправку все вертелась перед зеркалом и, наверное, мечтала о том, какие невероятные сооружения на голове она себе запупырит и в какие нелепые цвета выкрасится…
Эпилог.
После всей этой чехарды мы несколько раз созванивались с Полиной. Сначала часто – как хорошие друзья, потом все реже и реже. Она постоянно рассказывала в какой цвет покрасилась и какое там каре себе настригла. Степан, говорила она, воспринимал это сдержанно, но потом, я так понял, они разошлись. Крепостное право рухнуло, и барин прогнал мужичков с земли, чтобы заменить их батраками, не помнящих старые дела. Или наоборот – бывшие холопы ломанули в вольные хлебопашцы, чтоб вообще не видеть мерзкой хари рабовладельца. Черт их знает. С самим Степаном мы так и не пересекались – не поговорили. Он, наверное, не хотел тёрок потому, что я отказался участвовать в его фантастической авантюре, а я считал, что он мог повести себя в питерском деле более по-товарищески. Ну, да и черт бы с ним.
Я продолжал встречаться с Оксанкой. Тем более, что она от нас уволилась и конспирация потеряла смысл. Теперь это был уже не служебный, а самый обычный роман.
В-общем, вот такая получилась история.
***
Где-то через полгода, когда уже и Олимпиаду себе заграбастали, и президента сменили, и цены начали расти, ну и вообще все как-то пошло наперекосяк, я как-то раз, с утреца, за утренним кофе слушал по телику «Вести». Сюжет про какую-то правительственную тусовку – то ли заседание, то ли экстренное совещание – не понятно. Я, сам не знаю почему, поднял рожу к экрану. Камера как раз объезжала крупным планом всю их кодлу – озабоченные государственными делами лица. И в объектив попала знакомая белобрысая физиономия. Потом были еще сюжеты – Степан мелькал на телеэкране то в качестве какого-то помощника замминистра, то в качестве полномочного представителя федеральной власти в разных регионах и даже округах. Карьера его - то ли построенная на фокусах с подтыриванием разных предметов, то ли основанная на реальной деятельности, явно шла в гору. Фамилия его часто мелькала в интернет-изданиях, освещающих политику и светскую жизнь.
В репортажах светской хроники он постоянно представал в смокинге, с бокалом в правой руке и с блондинкой, прицепленной к локтю левой. Блондинку показывали обычно мельком, но все равно я успевал заметить, что она кого-то мне напоминает…
Как-то раз, осенью, когда Оксанка поехала к родителям на дачу помочь убирать урожай яблок, я валялся на диване и смотрел по телику все подряд. Переключаясь с канала на канал, я наткнулся по «ВиЭйчВан» на мой любимый клип Тома Петти «Ласт Дэнс Виз Мэри Джейн». Тут же меня осенило - на кого похожа Степанова блондинка. Она была вылитой Ким Бесинджер. Я почесал пятку и подумал, что возможно кому-то скоро может понадобиться помощь «доктора Аксенова». А я был бы не против. Мне всегда нравилась Ким. Особенно она хороша в первом «Бэтмене» и в «Привычке жениться».