Воспоминания моего отца. Публикую по его просьбе.
Фрагменты Великой Отечественной
Предисловие
Отгремели последние залпы Великой Отечественной войны, подписан Акт о безоговорочной капитуляции, уже погасли отблески победного салюта, а отца всё нет и нет, но письма от него приходят. И только в 1947 году он наконец-то вернулся с войны, хотя закончилась она в мае 45-го. Не всем дали дембель после победы над Германией. Основные ударные силы были брошены на Восток, добивать союзника немцев Японию, а часть войск осталась в Германии. В число последних попал артполк, в составе которого воевал мой отец. С высоты своего преклонного возраста до сих пор не могу себе представить, как наша мама смогла вынести всю тяжесть военного и послевоенного времени, дожидаясь отца. А ведь нас было у неё четверо.
Фронтовики, вернувшиеся с войны, по вечерам в нашем доме устраивали посиделки, вспоминая пережитое. Почти каждый из них имел ранения, а некоторые и не одно. Встречи проходили с выпивкой, потому как для этого был огромный повод – выстояли в такой тяжелейшей борьбе, победили и вернулись живыми домой. Конечно, возвратились далеко не все, опять же повод помянуть тех, кто не вернулся. Святое дело.
У каждого из них было что вспомнить, а после чарки легче высказаться. В их числе были представители почти всех родов войск. Такие посиделки я старался не пропускать, отыскивал себе укромное местечко, где-нибудь в тени, чтобы не маячить у всех на виду, слушал, переживал, и, естественно, впитывал услышанное. С тех пор прошло уже более 60-ти лет, многое, конечно, забылось, но отдельные, наиболее яркие фрагменты рассказов, до сих пор помню отчётливо.
В домашней обстановке среди членов семьи отец разговоров о войне не переносил. Вытянуть у него что-либо о той жизни было невероятно трудно. А ведь нам, детям, очень хотелось узнать о его личном героизме, свидетельством которому было обилие орденов и медалей на гимнастёрке. Я часто терзал отца своим глупым вопросом о том, сколько он лично уничтожил фрицев, каким образом и с помощью какого оружия. Ответ всегда был кратким, дескать, из пушки расчётом уничтожено много фашистов, всех не сосчитать. Такой ответ меня никак не устраивал и очень разочаровывал, т.к. интерес мой состоял в личном участии отца в деле уничтожения врага.
«У тебя же вся грудь в орденах, а ты лично фашистов не бил. Как же так?» В моей юной голове это никак не укладывалось. Выходит, что ордена да медали зря давали?.. Отца такое отношение с моей стороны несколько смущало. «Успокойся, сынок», - твердил он, - «На войне награды зря не дают».
Всё, что осталось в памяти от рассказов отца и фронтовиков, послужило материалом для данной статьи (или повести), хотя конкретные даты, номера воинских частей и географическую привязку событий к конкретной местности привести не представляется возможным.
Пусть эта статья (или повесть) послужит неким памятником отцу, Карпенко Никите Васильевичу, 1914 года рождения, за его тяжёлый ратный путь, который пришлось ему преодолеть за время войны.
Но главная причина, побудившая взяться меня за перо – это удивительная судьба человека – отца. А удивительна она тем, что, находясь с самого начала войны и до её окончательного завершения на передних рубежах в составе артиллерийского противотанкового дивизиона, он умудрился остаться живым и невредимым.
Случались, правда, контузии и лёгкие ранения, однако, обходился без медсанбата и не покидал своего боевого поста. На протяжении всей войны отец был шофёром, сначала полуторки, а впоследствии пересел на студобеккер. Возил на прицепе полуторки 45мм противотанковую пушку, а в кузове расчёт этой пушки и боекомплект к ней. Когда же пересел на студобеккер, то и пушка была уже 57мм. Дело в том, что до войны отец работал в колхозе водителем полуторки. А в то время шофера и трактористы были весьма почитаемые и уважаемые люди и крайне востребованы. По престижности эти профессии были настолько популярны, что без преувеличения сравнимы с космонавтами в нынешнее время. Переучиваться отцу не пришлось, просто пересел с колхозной полуторки на артиллерийскую и вперёд, за Родину.
Дело шофёра-артиллериста заключалось в том, чтобы транспортировать расчёт пушки, саму пушку и боекомплект к ней согласно приказам командования. Расчёт и пушка с боекомплектом доставлялись на намеченный огневой рубеж, после чего необходимо было выбрать надёжное укрытие вблизи боевой позиции так, чтобы при первой же необходимости быть готовым к доставке боеприпасов, эвакуации раненых. А в случае смены дислокации оперативно перебросить пушку и расчёт на новую позицию.
Часто случалось так, что после боя забирать было некого и нечего; на бывшей позиции на земле лежали изуродованные тела солдат, фрагменты их тел и груда искорёженного железа вместо пушки. Приходилось отыскивать живых и раненых из других расчётов и оказывать им посильную помощь, если позволяла обстановка. Через определённое время отец получал новую пушку и свежий необстрелянный расчёт. Так продолжалось всю войну.
Со слов отца, количество расчётов за время войны сменилось соизмеримо с количеством волос на голове. Сам факт гибели расчётов, судя по рассказам, отец переживал крайне тяжело и вовсе не думал, что ему повезло, а, наоборот, считал судьбу не справедливой в том, что расчёт погиб, а он остался живой. Только успеешь познакомиться и сдружиться с людьми, глядь, а их уж нет. И всё опять повторяется. До того психологически непереносимо было, что молил Бога о погибели вместе с расчётом или, на худой конец, получить ранение, попасть в медсанбат и хоть немного оттаять от этого кошмара, от вида неживой человеческой плоти. Но желаниям и мечтам не суждено было сбыться; как говорят в народе, отбарабанил всю войну «от звонка до звонка».
Ну, и, конечно же, вернулся домой хоть и живой и невредимый внешне, но с совершенно расшатанной нервной системой, весь седой и в возрасте 66-ти лет ушёл из жизни при повторном инсульте.
Отступление: «От границы мы землю вертели назад, было дело сначала…»
В самом начале войны отец сразу же был мобилизован и отправлен на сборно-формировочный пункт в районе г. Перемышля Калужской области. Там был сформирован и укомплектован артиллерийский полк, в состав которого входил тот самый противотанковый артиллерийский дивизион. После короткой боевой подготовки артполк по железной дороге отправился на южный фронт. Первое же «боевое крещение» было крайне неудачным, попали в окружение. Для этого немцы задействовали румынские дивизии. А, как известно, румынские войска были обучены и оснащены гораздо хуже немецких, к тому же у них отсутствовал и боевой опыт. Этот момент удачно использовало командование при выборе участка прорыва. Кольцо окружения было разорвано, и из капкана удалось выскользнуть. После такого неудачного боевого дебюта у артполка началась полоса сплошного непрерывного отступления. Займут наши войска вполне боеспособную позицию, вступают в бой с немецкими наступающими частями, и даже вполне успешно, и вдруг приказ на отход. Это значило, что необходимо оставить занятый для обороны рубеж. Оказывалось, что на соседних участках фронта наша оборона прорвана, а это могло привести к вероятному попаданию в окружение, т.е. в капкан, чего командование панически боялось.
После отступления выбирался новый рубеж обороны, войска окапывались и закреплялись. Повторялась та же картина, вновь приказ оставить позицию и отходить. Опять прорвана наша оборона на соседних участках, и возникала угроза окружения. У немцев безотказно действовал отработанный и обкатанный приём: накапливаются силы на двух участках фронта, а затем мощными танковыми клиньями прорывается наша оборона, танки устремляются в наш тыл и там замыкают кольцо. Данная тактика применялась врагом на всех фронтах, вплоть до появления известного приказа «Ни шагу назад». Но к этому моменту немцы уже подошли к Москве и блокировали Ленинград. А Южный фронт тем временем докатился до водного рубежа реки Дон, который, отступая, предстояло форсировать. И вот тут-то и произошла настоящая катастрофа. В районе города Батайск, что чуть южнее Ростова, организовали паромную переправу. Около неё скопилось очень много отступающих частей, и немцы устроили здесь настоящее месиво. Прикрытия с воздуха никакого, наша авиация была разгромлена фашистами ещё в самом начале войны на своих аэродромах. Зенитные средства, прикрывавшие переправу, немецкая артиллерия и авиация подавили в первую очередь. Их самолёты господствовали в воздухе совершенно безнаказанно и постоянно висели над переправой. Сапёры, поддерживающие её в действующем состоянии, горько шутили по этому поводу, что, дескать, от немецких самолётов они отбиваются топорами. Попасть к нужному месту под постоянным обстрелом и бомбёжкой было крайне тяжело, т.к. все напирали и стремились к переправе.
В общем, каким-то немыслимым образом, под напором идущих и едущих сзади, отец оказался на переправе, но и тут оказалось не легче. Впереди идущий бензовоз вдруг загорелся и в любой момент мог взорваться и накрыть горящим бензином всё, что было вблизи. Движение застопорилось. Полуторка упёрлась в горящий бензовоз. Группа солдат в окровавленных бинтах оказалась рядом, к ней примкнул и расчёт пушки. Не дожидаясь беды, они столкнули бензовоз в воду. Движение на переправе возобновилось, но не надолго. Сзади раздался взрыв огромной мощности, видимо, рванула бомба. Машину развернуло поперёк переправы, разбитая пушка оказалась в воде, повисла и тащила туда же и полуторку. Расчёт, который следовал за машиной и подталкивал её в нужные моменты, при взрыве весь погиб. Оглушённый отец не мог выбраться из машины. Опять появилась группа солдат в окровавленных бинтах. Быстро отцепили пушку от полуторки, развернули её по ходу движения. Пушка ушла на дно, а отца окатили водой из ведра, которое висело под кузовом, и с возгласом: «Двигай, мать твою!», мгновенно исчезли. Хорошо, что от взрыва мотор не заглох, а то бы и машину столкнули вслед за пушкой в воду. Движение на переправе несколько раз прекращалось и снова возобновлялось. В такой экстремальной ситуации спецкоманда не церемонилась со всем, что мешало передвижению. Это была команда, обеспечивающая порядок на переправе.
Ближе к вечеру с разбитой, но рабочей полуторкой отец один, без расчёта и пушки, выбрался из этого кошмара, выехал на большак и отъехал от переправы. Он заехал в лесополосу, проходившую рядом, и остановился, поджидая тех, кому посчастливится выйти живым с переправы. «Мессеры» и «юнкерсы» время от времени прочёсывали большак, добивая выживших. Спасением для них была та самая лесополоса, но до неё от переправы было где-то 300 – 400м. Набралось человек 12 – 15, окровавленных, оборванных и обессиленных бойцов. Отец усадил их всех в разбитый кузов и поехал на большак. Погода стояла жаркая, и от движения машины появлялся мощный шлейф пыли, что явилось хорошим демаскирующим признаком для авиации. И она не заставила себя долго ждать. Солдаты, сидящие в кузове закричали отцу: «Стой, «мессер» заходит!» Остановились и быстро укрылись в кювете слева по ходу движения, т.к. снаряды ложились немного правее, отец уже знал об этом. «Мессер» выпустил очередь по машине, удалился и начал делать разворот для новой атаки. По команде отца солдаты перебежали в кювет справа по ходу. Так повторялось при каждой атаке самолета. «Мессер» сделал несколько заходов и, видимо, израсходовав боекомплект, удалился. Стало темнеть. Удивительно то, что после многочисленных атак «мессера» мотор у машины работал, в то время как сама она оказалась разбита до такой степени, что солдатам и сесть было негде. Кое-как разместились, воспользовавшись наломанными в лесополосе ветками, и двинулись, по-прежнему оставляя за собой шлейф пыли. Не успели проехать и пару километров, как в небе появились самолёты, уже два «юнкерса». Полуторка нырнула в лесополосу, люди в ней затаились, наблюдая за происходящим. Один из самолётов повесил на парашюте светящуюся авиабомбу, а второй на бреющем стал искать цель. Шлейф пыли на дороге остался, а машины нет. Пилот, конечно, мог догадаться, что цель в лесополосе, но где она конкретно, ему не видно. Бомба догорела, и «юнкерсы» ушли. Солдаты сели в машину и поехали, не переставая наблюдать за небом. Уверенности в безопасности передвижения не было. Но обошлось. Двигались по большаку всю ночь. Под утро примкнули к какой-то изрядно потрёпанной в боях при обороне Ростова воинской части. Город они не удержали, сдали немцам, а сами отступали. Вместе с ними вошли в Батайск.
В Батайске удалось встретить своих из артполка, правда, немногим удалось выйти живым из кошмара на переправе. Но полк, как боевая единица, сохранился, т.к. знамя полка уцелело. Но немцы тоже, видимо, выдохлись, и нашим в Батайске удалось немного перевести дух и собрать остатки живой силы и техники своего полка. Об обороне не могло быть и речи, не осталось ни сил, ни средств для этого. Тем более что немцы, занявшие Ростов, легко могли устроить очередной капкан. Поэтому «землю вертеть назад», т.е. отступать, наши войска продолжали, хотя имели место отчаянные попытки удержать Тихорецк, Армавир, Краснодар и другие города, но все они не имели успеха.
В конце концов, немцы загнали наших солдат в такую глухомань Кавказа, что дальше некуда. Наступила осень, стало холодно. Пошли дожди со снегом, а укрыться негде, жилья и людей высоко в горах нет. И вдруг повезло, попалась единственная сакля (жилое помещение из камня у горцев). Бойцы зашли внутрь и увидели посередине помещения гроб. Вдруг оттуда вылезает седой старик и что-то возбуждённо лопочет на местном наречии. Среди солдат нашлись те, кто понимал по-грузински. Они стали интересоваться у старика, что это за спектакль с гробом. Горец объяснил, что ему далеко за 100, поблизости никого из родственников нет, и чтобы никого не утруждать в случае смерти, он смастерил себе гроб и там спал. Появлению живых людей старик чрезвычайно обрадовался, утверждая при этом, что теперь ему и помирать ни к чему, есть, кому позаботиться и успокоить.
Саклю обустроили таким образом, чтобы можно было укрыться от непогоды, согреться и отдохнуть. Немецкие горные стрелки неоднократно пытались сбросить наших солдат с занятого выгодного рубежа, но их попытки не имели успеха. Отступать было уже некуда, пришлось отчаянно держаться за занятую территорию. К тому же по соседству заняло рубеж подразделение морской пехоты, а эти ребята весьма отчаянные и часто делали вылазки врукопашную на егерей с криками: «Полундра!» Над ребятами из артполка постоянно подтрунивали, дескать, нашли, кого бояться, немчуру! «Да русские издавна немца бивали. Эх, вы, пехтура!» - и шли в атаку, нередко неся при этом значительные потери.
Над обустроенной позицией стал ежедневно появляться самолёт- разведчик. В войсках звали его «рамой», потому что он действительно напоминал по форме раму. Видимо, русскому штабу ВВС стало известно о его появлении, поэтому было решено прекратить это безобразие. При очередной разведывательной операции «рама» кружилась над нашей территорией, высматривая расположение русских рубежей и войск. И вдруг, откуда ни возьмись, появился «ястребок» и стал атаковать «раму». Солдатам с земли хорошо был виден бой и слышна стрельба. «Рама» удачно уходила от атак нашего «ястребка». Израсходовав боекомплект, наш пилот решил достать вражескую машину, во что бы то ни стало. Очередная атака «ястребка» закончилась тараном. Наш самолёт догнал «раму», рубанул своим винтом по её хвостовому оперению. Обе машины стремительно посыпались вниз, в небе появились купола двух парашютов. Но дуэль продолжалась, послышались хлопки пистолетных выстрелов. Наше командование на этот факт отреагировало мгновенно, организовав группу захвата. Оба пилота были найдены. Для доставки их в штаб привлекли отца со своей полуторкой. Сначала туда привезли немецкого пилота и подвергли его допросу, во время которого тот поинтересовался, жив ли наш лётчик. Получив утвердительный ответ, немец попросил показать ему своего давешнего противника. Его просьба была удовлетворена, но это чуть не кончилось плохо для немца. Нашему парню было 22 года; среднего роста, светловолосый, симпатичный молодой человек, но до того горяч оказался, что как только увидел фашистскую физиономию, бросился на него, словно тигр, и мёртвой хваткой сдавил горло противнику, повторяя при этом: «В воздухе хотел меня пристрелить, гадина! Удавлю, морда поганая!» Следователю, переводчику и часовому пришлось срочно вмешаться и разнимать их. Этот факт красноречиво говорит о том, насколько велика ненависть нашего народа к своим врагам, о решимости покончить с ними, во что бы то ни стало.
Наступление: «Но обратно её закрутил наш комбат, оттолкнувшись ногой от Урала…»
Довольно долго пришлось пребывать в неуютной обстановке кавказского высокогорья. Но чувствовалось, что фашист выдыхается, потерпев поражение под Москвой. А уж когда фельдмаршал Паулюс со своей 6-той армией попал в котёл в Сталинграде, тут уж наша армия двинулась вперёд неудержимо. Пришлось с боями и большими потерями отбирать то, что сдали немцу: Краснодар, Армавир, Тихорецк, Ростов и тот же незабвенный Батайск. Фашисты сопротивлялись отчаянно, но после Сталинграда инициатива была в наших руках. Ярких эпизодов при взятии указанных городов особо не припоминается, а вот знаменитая Корсунь-Шевченковская операция, в которой участвовал артполк отца, превзошла все ожидания. Танковые клинья Гудериана пытались прорвать кольцо, но напоролись на огонь артполка, в частности на огонь «отцовского» противотанкового дивизиона. На его вооружении были уже пушки калибра 57мм вместо сорокапяток, а вместо полуторки – стутобеккер. Кстати, отец, как профессиональный шофёр, был в восторге от этой машины и на ней он и закончил войну. Так вот, Корсунь-Шевченковская операция закончилась для немцев весьма печально, они потерпели сокрушительное поражение. Солдаты нашего артполка считали, что таким образом взят реванш за Батайск. Организовали даже специальную экскурсию для ознакомления с результатом работы нашей артиллерии в том месте, где было особенно большое скопление живой силы и техники противника. Земля, железо и человеческая плоть – всё смешалось, зрелище открывалось весьма впечатляющее, не для слабонервных.
После этой операции наступило затишье, надо было привести в порядок войска, провести перегруппировку сил для последующих военных действий.
Но кроме мрачных эпизодов на войне случались довольно-таки забавные, если не сказать, анекдотичные случаи. Отцу было поручено под началом начпрода полка майора Фридмана съездить в тыл и привезти продукты. Узнав о миссии отца, солдаты дивизиона дали ему наказ: не забыть о них. Но что это значит? Ведь он только шофёр, а продовольствие должен получить начпрод, строго по списку, и сдать на свой склад по тому же списку. Значит, воровать? Но ведь это чревато, да и аморально; у своих же воровать? А наказ каким-то образом надо выполнить. При получении продуктов выяснилось весьма важное обстоятельство: их перечень говорил о том, что предназначены они явно не для солдатского стола, а для комсостава. Угрызения совести поутихли: чем мы, рядовые, хуже командиров по части поесть и попить?
На следующий день груз был доставлен по назначению, но разгружаться и сдавать на склад решили отложить до утра, т.к. с дороги все устали, к тому же вечерело. К машине приставили охрану. Отец обратился к начпроду с просьбой о том, что после такой поездки надо бы провести кое-какие профилактические работы, в частности, сменить одно колесо на запасное. Начпрод дал согласие, предупредив при этом часового, а отцу поставил условие, чтобы работы были закончены до наступления темноты. Колесо заменили, а снятое погрузили в кузов с помощью часового. Там колесо было разбортовано, спущен воздух из камеры, а освободившееся пространство отец заполнил продуктами и вновь забортовал колесо. Дело, конечно, рискованное, но, как говорят в народе, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Отец предстал перед часовым: дескать, гляди, я совершенно пустой, ничего не прихватил, так что, давай, бди до утра. При сдаче продуктов на склад вдруг обнаружилась недостача. Вот тут и началось!.. Перетрясли часовых, отца и машину особенно тщательно, а пропажа как сквозь землю провалилась. Солдатам дивизиона тоже стало известно о недостаче, но они-то чётко представляли, чем она вызвана, и с нетерпением ждали, когда же она реализуется. Шум и гам по поводу этой истории потихоньку затих. Солдаты выгрузили колесо, укатили его в укромное место, разбортовали и ахнули от восторга.
Вся недостача была с удовольствием поглощена, а впоследствии ещё долго смаковали этот факт: дескать, как же тебе удалось самого Фридмана обвести вокруг пальца? Вполне возможно, что после этого казуса и возникла поговорка: «Там, где прошёл хохол, еврею делать нечего». Ну, а если она существовала ранее, то утвердилась ещё прочнее. Впоследствии Фридман неоднократно обращался к отцу, дескать, дело прошлое, но ведь я уверен в том, что недостача – это твоих рук дело, но когда и каким образом тебе удалось провернуть всё это? На что отец вполне резонно парировал: «Вы же перетрясли меня и машину. Так в чём же дело? Ищите в другом месте».
После Корсунь-Шевченковской операции рассказы отца касались уже боевых действий на территории Польши и Германии. Видимо, часть войск была переброшена с Южного фронта на Белорусский.
Своё самое тяжёлое ранение, если можно его так назвать, отец получил на территории Восточной Пруссии. Готовились брать небольшой городок, а вошли в него сразу, без боя. Не успев закрепиться, попали под сильный артиллерийско-миномётный обстрел, технику оставили на шоссе, а сами залегли в кювет. Видимо, немцы не ожидали столь стремительного наступления наших войск, а потом опомнились. Один из снарядов попал в угол ближайшего дома, от взрыва во все стороны полетели куски кирпича и черепицы. Вот такой увесистый кусок и угодил прямо в спину отцу, лежащему в кювете. Удар был настолько болезненным, что после обстрела отец не смог самостоятельно подняться. Солдаты из состава расчёта взяли его под руки, подняли, понесли к машине и усадили в кабину. Хорошо, что ехать долго не пришлось, тут же заняли оборону. Спина болела достаточно долго, но в медсанбат он не стал обращаться, убеждая себя и других в том, что заживёт и так, ведь открытой-то раны нет, к тому же и войне виден конец.
Операция по взятию Берлина прошла не без участия артполка, за что отец был удостоен медали «За взятие Берлина».
В данном разделе приведено крайне мало ярких и интересных моментов, видимо, из-за того, что и рассказов-то было немного. Ведь период наступления психологически не такой тяжёлый, как время отступления, хотя потери в живой силе и технике довольно значительные.
Период отступления связан с трагическими моментами: потеря своей территории, а, значит, и родного дома. Оставляя жён и детей на произвол судьбы, солдат испытывает психологический надлом, что значительно снижает его боеспособность.
Человеческой памяти свойственно в большей степени сохранять события, связанные с негативными переживаниями. Этим объясняется тот факт, что в разделе, повествующем об отступлении, больше ярких моментов, хотя и с долей трагизма.
4. Случайность или закономерность?
Итак, что же можно сказать о вероятности выживания в условиях переднего края в составе противотанкового дивизиона в течение всей войны 1941-1945г.г.? В целом эта вероятность была близка к нулю, если учитывать боевую позицию дивизиона в период боевых действий, поскольку обе противоборствующие стороны всегда стремятся в первую очередь подавить огневые средства друг друга. Успех той или другой стороны зависит от многих факторов. Основные из них следующие:
-мощность и количество огневых средств;
-преимущества выбранной позиции;
-наличие разведданных о количестве, мощности и месторасположении огневых средств противника;
-наличие боевого опыта.
Сторона, имеющая в своём распоряжении приведённый арсенал факторов, конечно, имеет больше шансов на успех. Даже не беря во внимание факт внезапного начала войны, хотя его как такового и не было, ошибки Верховного командования в начале военных действий, указанные преимущества в большей степени были присущи противнику. И, естественно, наши войска в начальный период несли огромные потери.
Что касается конкретно дивизиона, то в момент ведения боя его огневая позиция находится в статике, т.е. определённое время не меняет своего местоположения и, конечно же, является неподвижной мишенью для противника. В то же время транспортные средства дивизиона пребывают в с основном в динамике, т.е. в движении, связанном с доставкой боеприпасов, эвакуацией раненых и т.д. Известно, что неподвижную цель поразить проще. К тому же многое зависит от опыта и мастерства водителя транспортного средства в деле выбора наиболее безопасного маршрута движения, использования характера местности, маскировки и т.д. Фактор случайности тоже имеет место, но в гораздо меньшей степени, чем фактор закономерности. При таком раскладе вероятность выживания в динамике несколько выше нулевого значения, и фраза отца о том, что за период войны количество погибших расчётов соизмеримо с количеством волос на голове, подтверждает эту гипотезу. Хотя и не исключено, что это высказывание могло иметь элемент преувеличения.
Здесь просматривается аналогия с известной притчей о гибели лысого человека, который шёл по степи без головного убора. Степные орлы ловят черепах, поднимают их на определённую высоту и сбрасывают на камни, блестящие на солнце. Приняв лысую голову за такой камень, орёл бросил черепаху. С точки зрения попадания это случайность, а с точки зрения самого факта сброса орлом черепахи на камень, это природная закономерность.
© Б.Н. Карпенко
